И потом, когда он покинул эту страну, запер дверь кабинета и отправился в бар, он продолжал чувствовать постоянную незримую связь с отцом.
Он сказал официанту, что не будет завтракать, и попросил принести виски с перье и утреннюю газету. День был уже в разгаре. С утра Дэвид собирался съездить в Канны, чтобы договориться насчет починки старой «изотты», но понял, что опоздал: после полудня гаражи закрывались. И Дэвид остался в баре – если бы в гостинице жил отец, в этот час он наверняка нашел бы его именно здесь. Не успев спуститься с горы, где оставался отец, Дэвид тут же заскучал по нему. Здешнее небо напоминало ему то небо, что он покинул, – высокое, голубое, в белоснежных кучевых облаках. Ему казалось, что отец находится вместе с ним в этом баре, но, бросив взгляд в зеркало, он увидел только собственное отражение.
Ему хотелось бы задать отцу пару вопросов. Отец, который всегда шел только вперед, сметая на пути любые преграды – и в этом ему не было равных, – однажды дал сыну изумительный совет. Он выцедил его из горького коктейля своих прошлых ошибок, слегка освежив теми, которые был уже готов совершить, и оформил столь четко и ясно, как мог это сделать лишь человек, который отмахивается от грозных пророчеств о грядущей каре небесной с той же беспечностью, с какой мы мимоходом проглядываем меры предосторожности, набранные мелким шрифтом на обратной стороне билета на трансатлантический пароход.
Дэвид не сумел удержать в голове образ отца, но совет его прозвучал достаточно ясно, и он улыбнулся. Возможно, отец сказал бы это точнее, но Дэвид уже устал писать и чувствовал, что сейчас не сумеет передать в полной мере неповторимый стиль отца. Отец был неподражаем, особенно когда бывал в ударе, в том числе и для себя самого. Сейчас Дэвид наконец понял, почему так долго не мог приняться за этот рассказ, и понял также, что если немедленно не прекратит думать о нем, то уже никогда не сможет его завершить.
«Ты должен думать о работе только тогда, когда пишешь, и забывать сразу, как только откладываешь перо. Радуйся тому, что работа наконец пошла, и не топчись на одном месте. Если уж ты не можешь уважать себя за тот образ жизни, который ведешь, уважай хотя бы свое ремесло. В этом по крайней мере ты знаешь толк. Но какая жуткая история. Видит Бог, это было страшно».
Дэвид потягивал виски с содовой и смотрел, как тихо спускаются летние сумерки. Он уже забыл о работе; «зеленый змий» помог взглянуть на вещи проще.
«Интересно, куда запропастились девушки? Надеюсь, сегодня их позднее возвращение не предвещает новых проблем», – подумал он и тут же отмел тревожную мысль. Как истинный сын своего отца и к тому же писатель, он неизменно надеялся на лучшее, а после виски тем более. Дэвид, сколько он себя помнил, всегда просыпался с ощущением счастья, которое могло рассеяться позже, днем, но только в том случае, если происходило нечто совсем уж из ряда вон. Вот и сегодняшний день он принял так же благодарно, как все остальные. В последнее время собственные невзгоды не причиняли ему страданий – во всяком случае, так ему казалось, и причинить ему боль могли только страдания других людей. Он верил в это, потому что еще не знал, как часто в человеке проявляются черты, которых он сам в себе не подозревает, и как сильно и неожиданно могут измениться другие люди, но сейчас ему было удобно думать именно так. Он снова вспомнил про девушек. Куда же они запропастились? Поплавать сегодня уже не удастся, но все равно ему хочется поскорее их увидеть. Он думал о них так, словно они были одним целым. Дэвид пошел в свою комнату, принял душ и побрился. Бреясь, он услышал, как к дому подкатил автомобиль, и вдруг ощутил в душе пустоту. С улицы доносились смех и голоса. Дэвид надел чистые шорты, рубашку и вышел узнать, что его ждет на этот раз.
Они выпили по коктейлю и пошли обедать. Сегодня они заказали легкие блюда и тавельское вино. Когда подали сыр и фрукты, Кэтрин спросила:
– Сказать ему?
– Как хочешь, – сказала девушка.
Она взяла бокал с вином и сделала несколько глотков.
– Прошло столько времени, что я уже забыла, с чего надо начать, – сказала Кэтрин.
– Не помнишь? – удивилась Марита.
Дэвид подлил себе тавельского.
– Может быть, сразу перейдешь к сути? – предложил он.
– Суть я помню, – сказала Кэтрин. – Вчера ты провел сиесту со мной, а потом пошел в комнату Мариты. Сегодня ты можешь сразу идти к ней. Кажется, я все испортила. Словом, я хочу, чтобы сегодня мы провели сиесту все вместе.
– Это уже не называется сиестой, – услышал Дэвид свой голос.
– Наверное, нет, – сказала Кэтрин. – Прости, если я неудачно выразилась, но у меня уже нет сил молчать о том, чего я на самом деле хочу.
У себя в комнате Дэвид сказал:
– К черту ее.
– Нет, Дэвид. Она только хотела сделать то, о чем я ее попросила. Может, она и сама тебе скажет об этом.
– Да пошла она на…
– Она уже пошла. С твоей помощью. Но сейчас речь не об этом. Поговори с ней, Дэвид. И если захочешь трахнуть ее, сделай это как следует. Ради меня.
– Грубость тебе не идет.
– Ты первый начал. Я всего лишь отбила подачу. Как в теннисе.
– Ну хорошо. И что я должен от нее услышать?
– Мою речь. Ту, что я заготовила и забыла. Не будь таким серьезным, а то я не отпущу тебя. Ты слишком привлекателен, когда серьезен. Ну иди же, пока она тоже не забыла мою речь.
– Иди ты тоже ко всем чертям.
– Ну вот, ты уже не так остро реагируешь. Легкомысленным ты мне больше нравишься. Поцелуй меня на прощание. Желаю тебе приятного дня. И все же тебе лучше поторопиться, иначе она и в самом деле все позабудет. Видишь, какая я благоразумная и хорошая?
– И не хорошая, и не благоразумная.
– И все же я нравлюсь тебе такой.
– Конечно.
– Хочешь узнать один секрет?
– Что-то новое?
– Старое.
– Давай.
– Ты очень легко поддаешься соблазну, и развращать тебя необыкновенно приятно.
– Тебе виднее.
– Это была шутка. Нет никакого разврата. Мы просто развлекаемся. Иди и выслушай мою речь, пока Марита ее не забыла. Иди, Дэвид, и будь хорошим мальчиком.
В комнате, находившейся в дальнем конце коридора, Дэвид лег на постель и спросил:
– Ну, так о чем весь сыр-бор?
– Это всего лишь то, о чем она сказала вчера вечером, – ответила девушка. – Она в самом деле имела в виду то, что сказала. Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьезно.
– Ты сказала ей, что мы стали любовниками?
– Нет.
– Но она знает.
– Для нее это имеет значение?
– Похоже, что нет.
– Выпей вина, Дэвид, и расслабься. Надеюсь, ты уже понял, что я к тебе неравнодушна.