Хотя этого, пожалуй, уже не скроешь…
— Марго, с тобой все в порядке? — Мэгги стала спускаться по лестнице; ее взгляд, полный тревоги, перебегал с моего белого как мел лица на розовое личико Лайлы. Обычно ничем не омраченная беззубая улыбка дочери сейчас была испорчена неким настороженным беспокойством, которое, кажется, свойственно детям, когда кто-то страдает рядом с ними.
— Что-то случилось? Марго? Тебе позвонили? Опять та жуткая троллиха?
Значит, знает о HelenKnows. Может, это она и есть?
Я чувствовала, как темные зрачки Мэгги шарят по моему лицу, пытаясь что-то в нем найти, в ожидании, когда я заговорю.
Глаза. Взгляды. Открытые рты…
Тот самый момент, когда я могу все рассказать Мэгги, объяснить ей, кто такая Винни и что она сделала. Что мы сделали. Что мы были подругами — самыми лучшими — многие годы задолго до смерти Джека и рождения Лайлы, до тех пор пока глупое фото не ранило Винни в самое сердце. Хотя дело не совсем в этом, не так ли?
Во всем случившемся было слишком много такого, что выходило за рамки обычной обывательской болтовни, а по-другому с Мэгги я не разговаривала. А если расскажу Мэгги — той самой, так странно на меня влиявшей и мягко, но неотвратимо покушавшейся на самые основы моей личности… Что ж, тогда она узнает о моей слабости. Узнает то, о чем я не рассказывала даже Нику. Потому что это слишком ужасно, чтобы о нем рассказывать.
Заместительница и так забралась слишком глубоко мне в душу — я не могла позволить ей проникнуть еще дальше.
— Да нет. Послушай, ничего страшного, — с трудом выговорила я уже своим обычным голосом. — Так, очередная глупость от моей мамы, которую я совсем не ожидала… Так куда вы ходили? Лайле понравилось? Заходили куда-нибудь? С кем встретились?
Я понимала, что задаю гораздо больше вопросов, чем нужно, чтобы они выглядели ничего не значащими. И знала, что вопросы звучат как наводящие, но мне просто необходимо было знать, что же произошло за последние несколько часов такого, что вновь поставило мое безоблачное счастье в зависимость от мстительности Винни.
С наигранным весельем подбрасывая дочку, я прошла в гостиную, где уселась на ковер посреди игрушек. Лайла внимательно рассматривала лица женщин, находившихся рядом с ней, и выражения печали и озадаченности на ее личике сменяли друг друга.
— Мы просто заглянули в соседнее кафе, — ответила наконец Мэгги, рассматривая мое лицо так, будто на нем было написано, куда она может пойти далеко и надолго. — Выбрали длинную дорогу, прогулялись, а потом заглянули в кафе выпить чашечку… И все, как всегда, ворковали над великолепной Лайлой.
Я отвернулась. Скорее всего, Винни сделала фото в тот момент, когда Мэгги этого не видела. Она что, оставила Лайлу и пошла в туалет? Тогда как долго Лайла была одна? Тошнота подступила к горлу, когда я представила себе, что могло случиться с самой драгоценной частью меня. Я мгновенно разозлилась на себя за то, что позволила оставить дитя без защиты.
— А потом я увидела твое сообщение, и мы сразу же направились домой, — закончила Мэгги и засунула руки в задние карманы джинсов.
Укороченные с высокой талией, а не те в обтяжечку, что носила раньше…
— Послушай, с тобой действительно все в порядке? Или что-то случилось?
И опять у меня появился шанс облегчить душу — и вновь я им не воспользовалась.
Ведь это именно то, что ей нужно. Что даст ей власть надо мной.
Теперь я уже не знала, думаю ли о Мэгги или Винни, но продолжала молчать, и дыхание было поверхностным.
— Со мной все в порядке, Мэгги, спасибо, — стыдливо соврала я. — Наверное, разнервничалась, потому что никогда раньше не оставляла Лайлу так надолго, вот и все. Иногда я бываю слишком нервной.
Истина безо всяких подробностей; я постаралась остаться в рамках стереотипа. Для мамочки-новичка вполне естественно испытывать страх и необъяснимую панику, так что, если б я действительно рассказала о том, что со мной происходит — о постоянно растущем ледяном и отстраненном ощущении страха и совершенно логичном желании защитить себя, — Мэгги, возможно, забеспокоилась бы еще больше. Потому что женщины с младенцами не способны ни к отстраненности, ни к логике, а умеют только все крушить вокруг себя и время от времени впадать в истерику и заливаться слезами. Я же не плакала вот уже много недель — казалось, соленая вода внутри испарилась под напором постоянной тревоги.
Когда Мэгги надела свое пальто с леопардовым принтом и за ней захлопнулась дверь, я немедленно схватилась за телефон. Усадив Лайлу среди игрушек, открыла свой почтовый ящик. На меня смотрело знакомое лицо — хоть и похудевшее, но это было лицо Винни, лицо, знакомое мне с двенадцати лет. А прямо над фото размещалось унизительное извинение, посланное мной в ответ на ее последнее послание. Еще выше располагался целый список ободряющих банальностей, которые я посылала ей в течение многих месяцев, чтобы хоть как-то продлить наши отношения.
Лицо Винни было на одном уровне с лицом моей дочери — она наклонилась к деревянному стулу, и их виски соприкасались. Рука с телефоном была вытянута, вторая обнимала пухленькое тельце моей девочки — моя подруга смотрела прямо в объектив камеры, в то время как Лайла рассматривала свое изображение на экране. Одной ручкой она простодушно пыталась дотронуться до него. На губах Винни блуждала улыбка, похожие на бутон розы губки Лайлы сложились в восхищенное «о-о-о-о», а слюнка, постоянно вытекавшая из ее рта на подбородок, блестела в свете лампы.
Выражение лица Винни было вполне искренним. Было видно, что ей приятно быть с Лайлой, приятно неожиданно встретить ее во время прогулки. Крохотное круглое личико улыбалось и мне тоже — растрепанные кудри смешались с собственными рыжеватыми прядями Винни в том месте, где они сдвинули головы, чтобы попасть в кадр. Внутри все похолодело.
Что скажет Ник, если я покажу ему это?
Я была уверена, что он будет в восторге. Для него это станет началом воссоединения и возобновлением дружбы, продолжавшейся долгие годы, за которые мы столько пережили вместе.
Пережили то, о чем он ничего не знает.
А что Ник скажет, если я расскажу ему, насколько напугана?
Он уговорит расслабиться. Мой спокойный и рациональный муж всегда мог обеспечить столь необходимое «отпущение грехов», но сейчас, в тот момент, когда мы с Лайлой оказались в поле зрения Винни, мне нужно было прямо противоположное. Я должна быть настороже. А это значит, что Ник ничего не должен знать. Пока ничего…
Умница-Винни повела себя на первый взгляд совершенно обычно. Чтобы увидеть угрозу в ее действиях, надо знать все.
Я проверила часы: половина седьмого. Обычно в это время я купала Лайлу. Занимаясь дочерью, я научилась полностью отключаться от всего остального — нечто подобное вот уже много лет происходило и во время общения с Ником, — так что я расслабилась, следуя обычной рутине.