Сейчас главный редактор держала в руках бутылку просекко и наполняла пластиковые стаканчики, которые потом передавались стоявшим вокруг.
Не могу поверить, что ей сошло с рук то, что она назвала тебя Мофф.
Я думала о тех днях, что провела вместе с главным редактором, об обедах на двоих в Милане и Париже. Мне ни разу даже в голову не пришло попытаться разрушить ледяную стену, за которой Эмили Моффатт скрывалась от любопытных взглядов даже тех людей, кого любила.
И вот совсем недавно она попотчевала весь офис рассказом об оплошности Мэгги, поспешив сопроводить рассказ ласковым смехом, в то время как покрасневшая новенькая купалась в волнах всеобщего внимания.
Ты бы распяла меня перед этими роскошными женщинами. Издевалась бы надо мной, сделала бы из меня посмешище, а не смеялась бы заговорщицким смехом.
«Хватит об этом».
Это у меня в голове прозвучало мудрое предостережение Винни, и, отбросив все свои горькие мысли, я вновь стала слушать, о чем говорит начальница.
— Как мы будем жить без тебя, Марго? Ты так давно с нами, что иногда мне кажется, что ты пришла сюда, когда двадцать лет было мне, а не тебе… — Вокруг послышалось уважительное хихиканье. — Спасибо за всю ту нелегкую работу, которую ты здесь выполняла — видит Бог, то, что тебе предстоит, будет гораздо тяжелее. Постарайся не забывать, что значит высыпаться по ночам, договорились?
Мофф наполнила свой пластиковый стаканчик и подняла его вверх.
— А теперь трижды: гип-гип-ура! Пожелаем Марго всего самого хорошего. Думаю, вы все согласитесь со мной, что она станет самой лучшей, очень организованной и очень аккуратной мамой. За Марго, хотя она и не пьет вместе с нами. Гип-гип…
Но ее «ура» потонуло в шорохе одежды и шепоте, начавшихся у входной двери и со скоростью цунами распространившихся по всей комнате. Где-то в эпицентре этого шума светловолосая женщина размахивала руками, пытаясь всех успокоить и заставить дослушать тост, но слишком поздно.
В редакциях модных журналов любое изменение во внешности, даже самое незначительное, — всегда событие. Все женщины, как мотыльки на свет лампы, слетаются, чтобы изучить и похвалить его. А это достойное Голливуда преображение превратилось в настоящую сенсацию.
Прическа. Прямая стрижка до плеч сменила длинные вьющиеся локоны. Вместо каштановых волосы стали дорогого медово-карамельного цвета.
Она была у моей парикмахерши!
— Мэгги, выглядите изумительно! — произнесла Эмили Моффатт, так и не опустив свой стаканчик. Остальные согласно закивали.
* * *
— Ну хорошо, она действительно немного похожа на тебя, — согласился Ник. Он рассматривал селфи, размещенное Мэгги в Инстаграме днем, вероятно, по дороге в офис.
Пришла, чтобы никто даже не заметил, что я ухожу.
— Немного? — Я была взбешена. Это очевидная попытка лишить меня внимания, на которое я рассчитывала в свой последний день в офисе, — не говоря уже о том, что успешная. Все сделано в жутковатой стилистике «Одинокой белой женщины»
[16], как и покупка расшитых балеток, похожих на мои. Я готова не обращать внимание на пару обуви, но полное изменение имиджа, приуроченное к моей прощальной вечеринке, вряд ли могло быть случайным.
— Никакое это не совпадение, — согласился со мной муж. Положив теплую руку мне на живот и уткнувшись лицом в шею, он покрыл ее нежными поцелуями, а потом поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Но ты должна рассматривать это как попытку польстить, а не как угрозу. По твоим рассказам я понял, что Мэгги так нервничала по поводу того, что ей придется занять твое место, что решила хотя бы обувь купить как у тебя. Ну, а заодно и парик. — Он пихнул меня в бок и глупо ухмыльнулся.
— Отстань, — проворчала я, все еще разозленная, но устроилась в его объятиях поудобнее. — Почему, черт возьми, ты всегда готов всех понять и простить?
Но я знала, что он прав и что лучше немного спустить пар, чем продолжать заморачиваться.
Все равно муторно.
Я так и не могла решить, было бы мне легче, если б Мэгги все делала по-своему, не как я, и нас просто нельзя было бы сравнивать, — или я предпочла бы, чтобы она стала моей бледной копией. Или же мне больше всего хотелось, чтобы все прошло как можно более гладко и я вернулась после декрета в спокойную атмосферу офиса и к своей благодарной сменщице…
Я успела благополучно похоронить все свои амбиции, и вот их вновь извлекли на свет божий безо всякого на то моего разрешения. В молодости была честолюбивой, готовой в случае необходимости бороться за статус и полной желания взбираться по карьерной лестнице. Но, добравшись практически до самой вершины, обнаружила, что сравнение себя с коллегами по цеху — с конкурентами — все больше давит на психику. Все больше думаешь не о том, насколько ты на их уровне, так же тяжело работая, а о том, смогут ли они подсидеть тебя, если захотят в твое кресло.
Я думала, беременность положит конец этим мыслям. И сильно удивилась, когда ощутила те же, что в молодости, уколы самолюбия, появившиеся с приближением даты рождения ребенка. Так… по-детски.
Интересно, а маму волновали такие вещи, когда я была маленькой? Мне казалось, что, родив ребенка, я перестану заморачиваться.
Но, если уж на то пошло, все эти мелочи значили для меня тем больше, чем дальше я отходила от работы.
Я изучила содержимое перевязанной лентами плетеной корзинки, которую мне вручили, когда я покидала офис, — всякая ерунда, предназначенная для того, чтобы я как можно лучше провела несколько недель, оставшихся до рождения ребенка.
Может, меня все-таки не списали со счетов?
Похожую корзину с тщательно упакованными косметическими зельями и жирными ароматными мазями, взятыми из тележки возле стола нашего бьюти-редактора, я несколько недель назад послала Винни — до того, как она вернула подарки, — с открыткой: «Думаю о тебе, люблю тебя».
Глупо — Винни предпочитает домашние средства и куски серого мыла, пахнущие миндалем.
Все это лежало на дне той коробки, которую вернула мне Винни, — на сыворотках и лосьонах виднелись следы ее отвратительного настроения, крышки на баночках были свернуты, содержимое тюбиков выдавлено, так что все превратилось в мерзкий комок жирной грязи.
Сама я ими никогда не стала бы пользоваться, но все равно…
Вывалила дрянь в мусорный контейнер до того, как она попалась на глаза Нику. Туда же отправилась и моя нынешняя тайна — я оказалась отвергнутой подругой. Иногда мне представлялось, что во мне действительно есть что-то очень плохое, а иногда, подумав, я пыталась объяснить поступки Винни тем, что женщина испытывает невыразимую боль.