Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации (c 1470 года до наших дней) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 92

На рубеже XXI века Россия, Украина и Белоруссия оставались основными территориями, на которые распространялась власть Московского патриархата, как это было и до 1917 года. Новая роль Кирилла как апологета идеи Русского мира способствовала тому, что восточнославянское единство оказалось почти в самом центре идеологии нового политико-культурного проекта. Вкладом церкви в концепцию Русского мира был рифмованный лозунг “Россия, Украина и Беларусь – это и есть Святая Русь!”. Кирилл провозгласил этот лозунг во время одного из своих визитов в Киев. Хотя его видение Русского мира распространялось на Казахстан и Молдову, в центре его внимания оставалась Украина. Уже став патриархом, он часто посещал ее на православные праздники, а также реальные и вымышленные церковные юбилеи.

В июле 2013 года Владимир Путин присоединился к патриарху, совершавшему ежегодное паломничество в Киев. В тот год отмечалось 1025-летие Крещения Руси. Именно тогда в Киеве Путин впервые публично озвучил идею, прежде высказанную церковью, что русские и украинцы – это один народ. “Мы понимаем сегодняшние реалии, есть и украинский народ, и белорусский, и другие есть народы, и мы с уважением ко всему этому наследию относимся, но в основе лежат, безусловно, наши общие духовные ценности, которые делают нас единым народом”⁸.

Не пройдет и двух лет, и представление о русских и украинцах как о едином народе поведет президента России и его армию через украинскую границу, сперва в Крым, а потом – на восток Украины, а вслед за этим разразится один из самых острых кризисов не только в русско-украинских отношениях, но и во всей мировой политике.

23 февраля 2014 года в России широко отмечали День защитника Отечества (бывший День Советской Армии и Военно-Морского Флота), а телезрители всего мира смотрели церемонию закрытия сочинской Олимпиады. Во многом это был триумф России. Русские превзошли самих себя. Они не только организовали невероятно успешные зимние Игры в Сочи, главном городе российских субтропиков, но и показали замечательный результат в медальном зачете, поднявшись с одиннадцатого места, занятого четырьмя годами ранее на Олимпиаде в Ванкувере, на первое, намного опередив ближайших конкурентов, Норвегию и Канаду.

Да, было чему радоваться и чем гордиться. Торжества и выступления известнейших российских хоров, оркестров и артистов ясно показали всему миру эту гордость. В самом начале церемонии детский хор исполнил гимн России. Те, кто не знал русского языка, но был на летней московской Олимпиаде в 1980 году или видел трансляцию тех Игр (церемонии 2014 года были полны отсылок к той символике), не отличил бы русский гимн образца 2014 года от советского. В этом что-то было. Владимир Путин хотел сообщить своей стране и миру, что Россия вернула себе статус великой державы.

Цена этого послания, то есть государственных расходов России на зимнюю Олимпиаду, была ошеломляющей: 52 миллиарда долларов, вчетверо больше изначального бюджета и в семь раз больше суммы, затраченной на Олимпийские игры в канадском Ванкувере. По некоторым оценкам, половину расхитили чиновники и близкие к ним бизнесмены, и многие проекты к началу Олимпиады остались незавершенными. Но Владимир Путин, лично наблюдавший за возведением зданий и приготовлениями к Олимпиаде, был доволен – своей цели он достиг. Как и Советский Союз в 1980 году, Россия образца 2014 года смогла профинансировать и организовать мероприятие мирового уровня.

Игры породили сильнейшую волну благожелательности по отношению к России и ее президенту. За несколько месяцев, предшествовавших Олимпиаде, Путин явил несколько жестов доброй воли, освободив ряд фигурантов резонансных дел из исправительных лагерей. Среди вышедших из заключения был олигарх Михаил Ходорковский, проведший в тюрьме более десяти лет, участницы феминистской панк-группы Pussy Riot, которых год назад приговорили к лишению свободы за перфоманс, устроенный в московском храме Христа Спасителя. Ходорковского арестовали по обвинению в уклонении от уплаты налогов, а участниц Pussy Riot – за хулиганство и разжигание религиозной вражды, но на Западе тюремные сроки и Ходорковскому, и акционисткам воспринимались как признаки наступления на демократические свободы.

Многие надеялись, что после Олимпиады Путин продолжит делать хотя бы символические шаги в сторону либерализации. Но оптимисты ошибались. Возобновились аресты оппозиционных лидеров, включая борца с коррупцией Алексея Навального, утверждавшего, что половина денег, выделенных на Олимпиаду, была расхищена. Игры должны были показать, что Россия достаточно сильна, чтобы выйти на международную арену не как партнер Запада, а на своих условиях. И то, какими будут эти условия, стало ясно через четыре дня после окончания Игр, когда Россия начала военную операцию по аннексии Крымского полуострова. Позднее Владимир Путин признался, что лично принял решение “вернуть Крым” ранним утром 23 февраля, в последний день сочинской Олимпиады.

Аннексия вызвала необъявленную русско-украинскую войну за юго-восток Украины, повлекшую наихудший кризис в отношениях Востока и Запада со времен холодной войны. Она нарушила все международные правовые нормы и договоры, в том числе Будапештский меморандум 1994 года, в котором Россия, совместно с США и Великобританией, заверила Украину в неделимости ее территории в обмен на передачу России ее ядерного арсенала, оставшегося с советской эпохи (в то время по величине он был третьим в мире). Но в основе кризиса был вопрос русской национальной идентичности и отношений между русскими и украинцами – двумя нациями, которые Владимир Путин не раз называл единым народом.

Что же случилось в Кремле и России за месяцы и годы, предшествовавшие кризису, что могло бы объяснить агрессию против Украины?

Понимание Владимиром Путиным и его окружением геостратегической роли России на постсоветском пространстве в значительной мере способствовало началу и продолжению войны. Путин хотел, чтобы Украина присоединилась к Евразийскому союзу – политическому, экономическому и военному блоку, возглавляемому Россией, создание которого он определил одной из своих главных целей в конце 2011 года, когда готовился стать президентом в третий раз. В те дни положение на Украине выглядело многообещающе. Мало того что в 2010 году президентом был избран Виктор Янукович, давний протеже Путина, так еще и неимоверно увеличился украинский долг за газ – после того, как в январе 2009 года Россия прекратила его поставки, заставив премьер-министра Юлию Тимошенко подписать с “Газпромом” невыгодную для Украины торговую сделку. Украинское руководство отказалось пойти по стопам Белоруссии, которая в 2007 году после прекращения поставок газа согласилась продать России 50-процентную долю в инфраструктуре трубопроводной сети (полностью контроль над трубопроводами Минск утратит в 2011 году). Вместо этого правительство Виктора Януковича, стремясь получить скидку за новый газ, позволило России продлить на 25 лет аренду Севастопольской военно-морской базы.

Но Владимир Путин желал большего – чтобы Украина вошла в Евразийский союз. По геостратегическим целям этот союз был наследником идеи Евгения Примакова – через СНГ обеспечить особую роль России в “ближнем зарубежье”, – но ее идеологические обоснования восходят к евразийской школе русских эмигрантов 1920-1930-х годов. В постсоветской России она нашла благодатную почву в неоевразийском “подвиде” русского национализма – системе воззрений, которую разработал Александр Дугин, политолог и философ ультраправых и даже близких к фашизму воззрений. Политическая элита 1990-х годов избегала Дугина, но советники Путина, напротив, к нему прислушались, и в новом тысячелетии он получил доступ к российским СМИ. Дугин грезил о создании Евразийской империи на совершенно новых основаниях, тогда как Путин пытался реинтегрировать старую. Для Дугина идеология была первостепенно важной, для прагматика Путина – совсем нет. И все же, несмотря на многочисленные различия, у их проектов была и общая черта – идея использовать расколы в западных обществах, в том числе и разделение между либеральными центрами, а также ультралевым и ультраправым полюсами, и позиционировать Россию как оплот консервативных ценностей во всем мире – иными словами, как страну и цивилизацию, которой предстоит защитить традиционные европейские ценности, “искаженные” упадочным либерализмом эпохи постмодерна. Такое представление о новой роли России в мире сближалось с тем, как видели Русский мир православные мыслители.