– Раскрой.
Руки Джима проворно развязали бант, и потом он развернул сверток, обнажая кинжал. Сделанный из стекла.
– Не трогай нож, – велел Эдди.
– Что, черт возьми, ты собираешься сделать с этим? – спросил Вин.
– Мы собираемся вскрыть тебя. – Мужчина указал на круг, ограниченный свечами. – Это спиритическая хирургия, и прежде чем ты спросишь, да. Будет чертовски больно. Но когда все закончится, у тебя не останется шрамов. А сейчас, ложись головой на север.
Вин взглянул на мужские лица, смотрящие на него. Мрачные. Серьезные. Особенно Эдди.
– Никогда не видел ножа, подобного этому, – пробормотал Вин, уставившись на оружие.
– Он хрустальный, – сказал Эдди, будто зная, что Вину нужна минутка, прежде чем приступить к ритуалу. – И да, сделай глубокий вдох, нам нужно начинать. – Он посмотрел на своего приятеля. – Джим? Стой рядом с Марией-Терезой. Со временем ты сам научишься проводить ритуал, но сейчас посидишь в команде зрителей. Если дело выйдет из-под контроля, будешь ответственным за нее.
– Ты читаешь мысли? – спросил Вин у Эдди.
– Иногда. А сейчас, мы можем приступить к делу. Не знаю, как долго Эдриан сможет сдерживать Девину.
Вин посмотрел в глаза Марии-Терезы, надеясь, что она прочтет в них все, что он так хотел сказать. Когда она кивнула, будто отлично его поняла, он переступил через соль и растянулся в кругу, который Эдди подобрал нужного размера: пятки Вина едва касались дальнего края, в то время как его голова легла точно перед «северной» свечой.
– Закрой глаза, Вин.
Вин напоследок посмотрел на Марию-Терезу и потом, опустив веки, попытался расслабить тело. Пол под его лопатками, задницей и пятками был твердым; его сердце в грудной клетке пустилось вскачь. Худшим была неспособность видеть… он не просто чувствовал себя изолированным, окружающие звуки стали звучать на порядок выше. Все, начиная с его собственного дыхания и шагов Эдди, заканчивая нашептываемыми над его обнаженным телом словами, действовало на нервы.
Вскоре Вин потерял терпение. Вот он, словно какой-то ужин, подготовленный к употреблению, лежал перед Марией-Терезой, которая, без сомнений… Едва уловимая вибрация прокатилась по полу.
Вин ощутил камертоновую реверберацию сначала ладонями и ногами, потом она направилась внутрь него, концентрическими кругами подбираясь к центру его груди. В то время как Вин впитывал ритмичные волны, легкий ветерок всколыхнул волосы на руках, бедрах и груди, и он удивился, не открыл ли кто окно.
Нет… все начало вращаться.
Был ли это он, или же крутилась комната, Вин не знал, но внезапно волны и легкий ветер слились воедино, стали неотличимы, циркулируя вокруг него… или наоборот. Скорость, подобно убегающей в трубу воде, нарастала, желудок Вина взбунтовался, от тошноты ему казалось, что съеденный ранее сэндвич протух внутри.
Прежде чем его вырвало, бешеная карусель остановилась, и он повис, словно в невесомости. Вин замер в теплом воздухе, благодаря за это бога. Сделав глубокий вдох, он позволил животу успокоиться, ослабляя напряжение в руках и ногах, расслабляя мускулы.
И потом к нему вернулось зрение. Милостивый Боже, несмотря на опущенные веки, он видел белый свет, исходивший откуда-то снизу, пронзая пол, на котором он предположительно должен был лежать; его тело выделялось на фоне иллюминации.
Над ним возникло лицо Эдди.
Губы парня двигались, будто он говорил, но Вин не слышал слова, они возникали в его сознании:
Сделай глубокий вдох и лежи очень спокойно.
Вин попытался кивнуть, но когда Эдди покачал головой, он просто подумал «да», смотря на парня.
Над грудью Вина занесли хрустальный кинжал, Эдриан уверенно держал оружие в своих массивных руках. Когда белый свет коснулся лезвия, на его длине засверкала яркая радужная палитра, все оттенки, начиная с розовых, нежно-голубых и бледно-желтых, и заканчивая темно-синими и глубокими фиолетовыми.
Неразборчивые слова проносились в голове Вина, пока Эдди говорил, все быстрее и быстрее.
Собравшись с духом, Вин сосредоточился на бритвенно-остром лезвии ножа.
Он войдет в его сердце. Вин знал это.
Когда произошел неотвратимый удар, он оказался быстрее одного мгновения и дольше, чем целый век… и сам удар был намного больнее, чем ожидал Вин. В секунду, когда кинжал вошел в плоть Вина, он почувствовал, будто каждый нерв его тела передавал боль.
Потом Эдди вспорол ему грудную клетку.
Вин закричал в водовороте, когда его тело раскрылось в районе грудины, и спина напряглась, взлетая вверх. Он смутно слышал слова Эдди, а потом сияющая рука мужчины опустилась к эпицентру агонии, стократно усиливая боль.
Кулак что-то нащупал. Схватил. С усилием потянул.
То, что Эдди пытался выдернуть из тела Вина, не желало поддаваться, и внезапно Вин не смог дышать из-за колоссального давления на ребра и легкие. Задыхаясь, он попытался втянуть в себя воздух.
Он снова начал кричать. Бессмысленно, учитывая, что он не мог дышать.
Борьба над извлечением чего-то там набирала обороты, и Вин не сдавался не из-за себя, а из-за Марии-Терезы. Он не умрет на ее глазах. Он не умрет этой ночью, прямо перед ней. Он не…
Эдди не снижал темпа, а эта хрень не поддавалась, и Вин начал терять силы. Его сердце стало замедлять ход, и с фибрилляцией пришло онемение, завладевшее всем его телом. Он попытался бороться с этим, старался приказать своему телу вернуться к нормальному функционированию, но не осталось сил, которые он мог бы призвать на помощь. Его разум и душа хотели остаться, а тело уже сдалось.
Но затем зло ослабило хватку.
По началу, он чувствовал едва уловимое скольжение, будто удалили только один из усиков, присосавшихся к нему. Но потом оторвался второй, третий, остальные из этого пучка. И…
Со скрипом, будто металл рвали на две части, из его тела вынули черный сгусток, оторвали от него… и первым делом он подумал, что с отсутствием черной дряни в своем теле, он чувствовал себя намного легче. А потом подумал, что умирает…
Белый свет вернул его к жизни.
Внезапно, будто свет знал, как мало времени осталось Вину, его реанимировали, окутывающее тепло иллюминации уменьшило боль, а потом и вовсе стерла ее, будто пережитая Вином пытка приснилась ему.
Вин исступленно плакал от облегчения и благодарности.
Впервые за тридцать три года он был один в своем собственном теле.
* * *
В глазах Джима вспыхнул конфликт лояльности.
Каждый раз, когда по улице медленно проезжала машина, он выглядывал в окно. Любой шум снаружи дома? Треск деревьев? Пробегавший по крыше ветерок? То же самое. Он все время был настороже, ожидая, что вот-вот с криком ворвется Девина.