Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 57

Глебов продержался на этой должности всего год, его подвергли опале и сместили за выявленные факты взяточничества и попытку оправдать излишние зверства следственной комиссии Крылова при розыске крамолы в Иркутске, веегь о которых докатилась до столицы. Так первый опыт прокурорского надзора над институтом тайного сыска в истории России вышел комом из-за фигуры всероссийского прокурора Глебова, которой всю жизнь не мог побороть в себе мздоимца. Даже когда после долгой опалы Екатерина дала бывшему генерал-прокурору еще один шанс и назначила губернаторствовать в Смоленске, и отсюда в 1775 году его пришлось снимать за коррупцию и хищения, после чего Глебову запретили занимать в империи любые должности и проживать в обеих столицах. Взамен Глебова на пост всероссийского генерал-прокурора был назначен Вяземский, именно он три десятка лет в течение всей Екатерининской эпохи российской истории был посредником между государыней и тайным сыском.

Хотя это была больше видимость контроля, настоящий прокурорский надзор за следствием органов политического сыска был введен в России лишь век спустя. И начальник Тайной канцелярии, к концу жизни Екатерины иногда называемой еще Тайной экспедицией и существующей в документах тех лет под обоими этими названиями, Степан Шешковский, и начальник отделения Тайной в Москве Салтыков почти все вопросы по своему ведомству решали прямо на аудиенциях у императрицы. Самого генерал-прокурора Вяземского императрица не раз строго одергивала, когда тот неправильно, по ее мнению, вмешивался в работу тайной полиции империи. Так, она устроила Вяземскому форменный разнос за затягивание разбора жалобы Теплова о злоупотреблениях чиновников в украинских губерниях, по итогам этого дела в Малороссии затем прошли аресты мздоимцев и упразднена должность гетмана малороссийских провинций. А кроме генерал-прокурора давать указания Тайной канцелярии с разрешения императрицы могло и множество других лиц, формально по закону между ней и сыском не поставленных, включая иных личных фаворитов царицы, особенно Григория Потемкина и Платона Зубова. Но фактически главным руководителем сыска Екатерининской эпохи был другой человек.

Особенно усердствовал в своей работе против недругов Екатерины Великой ее «первый инквизитор» империи Степан Шешковский, глава Тайной канцелярии, известный мастер заплечных дел, напоминавший Ромодановского и Ушакова. Сын коломенского полицмейстера и выходец из рода гродненских польских шляхтичей, он с молодых лет служил в Тайной канцелярии. Был сначала протоколистом при ее руководителе князе Ушакове, записывая показания арестованных, затем непосредственно заплечных дел палачом, затем одним из первых помощников уже князя Шувалова (асессором), и уже в преклонных годах при Екатерине назначен главой тайного сыска. Представляя Шешковского еще Елизавете для утверждения в качестве своего заместителя, Шувалов написал в его характеристике краткое и очень интересное резюме: «Писать способен и не пьянствует — при делах быть годен». Как видим, и в то время образование и отсутствие вредных привычек облегчали карьеру.

Шешковский, как и Ушаков, являл собой новый тип руководителя тайного сыска в Российской империи. Они были своего рода профессионалами, прошедшими все ступени дела политического сыска и пробившимися на его верха если и не совсем из низов российского общества, то из многоликой массы среднего провинциального дворянства, в отличие от лощеного царедворца Петра Толстого или породистого князя Александра Шувалова, «командированных» на руководство сыском властью из элиты самых известных дворянских родов империи. При этом заметим, командированные высокородные комиссары в деле руководства тайным сыском отличаются от профессионалов из низов и отношением к своей работе, и личным поведением на этой должности. Толстой с Шуваловым проявляли, как мы можем судить из истории, заметно меньше личной жестокости при «розысках». Придя на место умершего «первого инквизитора» Ушакова, Шувалов сразу заметно снизил уровень применения пыток, на следствии в возглавленной им Тайной канцелярии. Он, как и Толстой, так же небрезгливо руководил в случае необходимости пыточным следствием, но эти двое могли остановиться и отбыть на очередной придворный банкет, да еще, как весь шуваловский клан при Елизавете, совмещал руководство Тайной с собственным частным предпринимательством.

Ушаков с Шешковским люди совсем не богемные по нашим понятиям, в отличие от разъезжающего от застенка до бальных зал Петра Толстого и поглощенного зачастую гофмейстерскими или коммерческими думами Алесандра Шувалова. Для них Тайная канцелярия — это вся жизнь, они этим делом живут, и им никогда, как тот же Толстой, не тяготятся. Это и неудивительно, они не назначены царем на руководство сыском вдруг из другой сферы государственной власти, они пробивались наверх через сам сыск со всеми его жестокостями той эпохи и ее грязью. Много лет отработавший палачом в застенке и протоколистом показаний там же Шешковский и на должности главы Тайной канцелярии не мог в своей личной жестокости остановиться.

Как свидетельствовали современники, даже первый министр и фаворит Екатерины князь Григорий Потемкин периодически увещевал жестокого Шешковского: «Будет тебе, Степан Иванович, лично кнутобойничать!» Но удержать старого волка тайного сыска и ученика Ушакова было не под силу даже самому влиятельному человеку екатерининской империи. В день казни в Москве на Болотной площади Емельяна Пугачева и его товарищей Шешковский лично руководил палачами. В Москву Шешковский был командирован немедленно после выдачи казаками Пугачева и доставки его в Первопрестольную.

Следствие по делу о мятеже Пугачева стало во времена Екатерины самым масштабным примером политического следствия Тайной канцелярии. Да и за всю историю работы этой спецслужбы в романовской империи это многотомное дело является рекордным по размаху и по количеству охваченным им лиц. Ничего удивительного, ведь речь не о группе дворцовых заговорщиков или мятежных гвардейцев. Мятеж, на который беглый донской казак Зимовейской станицы Емельян Пугачев подбил яицких казаков, начавшись осенью 1773 года, охватил затем бунтом половину империи, превратившись в настоящую гражданскую войну в России, сравнимую в нашей истории по масштабам и значению только с Гражданской войной 1918–1921 годов. Даже дело о бунте казаков Разина, расследуемое при Алексее Михайловиче его приказом Тайных дел, или дело о мятеже казаков-раскольников Булавина и Некрасова, разбираемое затем петровским Преображенским приказом, такого размаха не имели. После дела же о мятеже Пугачева в Тайной канцелярии осталась целая гора протоколов допросов, из которых до нас дошла лишь небольшая часть.

Между тем мятеж к приходу на Яик скрывавшегося от ареста казака Пугачева уже в этом казачьем краю вызрел. Ловкая выдумка беглого казачьего вахмистра, назвавшегося из-за отдаленного внешнего сходства спасшимся от смерти императором Петром III, только стала искрой к бочонку с порохом. Истинная причина мятежа казаков, так же использовавших «ожившего императора» в своих интересах, как и он использовал их мятеж в своих, лежала в постоянном наступлении властей Российской империи на остатки казачьих вольностей, нетерпимые для абсолютистской имперской власти Екатерины Великой. И сама работа Тайной канцелярии, искавшей затем истоки мятежа после его подавления армией, тоже была одной из причин начала пугачевского восстания: после каждого выступления казачества на Яике в защиту хоть каких-то своих последних привилегий Тайная канцелярия организовывала очередной розыск зачинщиков и процесс над ними.