Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 60

Через застенки канцелярии в годы правления Екатерины Великой прошли не только очередные раскольники и сподвижники бунта Пугачева во главе с самим несостоявшимся «ожившим Петром III». Здесь и осужденные по «масонским» делам подельники либералов-литераторов Радищева и Новикова. И сторонники «церковного заговорщика» Мациевича (ростовского священника, писавшего дерзости об императрице), за что после долгого следствия в Тайной Мациевича расстригли, назвали «смердом Андрейкой» и отправили в заключение. А попытавшегося заступиться за видного православного священника бывшего канцлера Бестужева-Рюмина называвшая себя «кроткой императрицей» дама на троне одернула так резко, что навсегда отбила у бывшего первого сановника империи заступаться за жертв сыска.

Вина же самого Арсения Мациевича состояла в том, что он в письме императрице осудил ее наступление на права церкви и практику закрытия монастырей, в этом послании отважный священник сравнил Екатерину с римским гонителем первых христиан Юлианом Отступником, а также с самим Иудой. Ответом на «дерзкое послание» стала прибывшая команда Тайной канцелярии, арестовавшая церковного оппозиционера и доставившая его в 1763 году в тюрьму города Ревеля, где священник-бунтарь в 1772 году скончался в одиночной камере в очень жестких условиях его содержания.

Побывали во владениях Степана Шешковского и смутьян-дворянин Колычев, и сподвижники путчиста Мировича, и сторонники «княжны Таракановой», и организаторы «чумного бунта» в Москве (эпидемией воспользовались те же московские раскольники, разбивавшие церкви и убившие архиепископа Амвросия, их розыск затем и вели посланцы из Тайной канцелярии в Москве). В 1772 году сюда доставили с Дона атамана донских казаков Степана Ефремова и его соратников, возмутившихся наступлением Екатерины Великой на остатки их казацких вольностей. Вынесенный позднее Ефремову смертный приговор за попытку бунта на Дону императрица заменила ссылкой в Ревель. Следствие в отношении большинства из этих людей велось Тайной канцелярией с применением тех же проверенных силовых методов дознания.

Несмотря на очередной запрет на применение пыток по политическим делам при Екатерине Великой, подтвержденный секретной директивой императрицы в адрес Тайной канцелярии от 1774 года, фактически они продолжали применяться. И все последующие указы монархов в этом отношении, запрещая де-юре пыточное следствие и даже вводя строгую ответственность за их применение для деятелей сыска, де-факто покончить с этим явлением так и не смогли. Это, впрочем, характерно для истории политического сыска в мировом масштабе и не является только российской проблемой. Ко времени правления в России Екатерины Великой только в Англии применение пыток по политическим делам и вообще их использование было законодательно запрещено, хотя опять же фактически оно иногда имело место. В других европейских государствах официальный запрет пыток при их скрытом использовании пришелся примерно на те же годы конца XVIII века, как и в Российской империи (в 1754 году они запрещены официально в Пруссии, в 1787 году — в Австрии, в 1789 году — во Франции), а в Китае или Турции их тогда еще даже официально не запретили.

При этом есть, правда, небольшое, но существенное отличие. В тех странах, где пыточные методы политического следствия отменили раньше всех (Англия, Голландия, Франция, Швеция), и наказание за их тайное применение было более суровым, а главное — оно действительно зачастую применялось. И даже когда пытки в этих государствах Запада еще были законом разрешены, за нарушение регламента их применения не раз осуждались сами сотрудники тайного сыска. Еще в 1652 году прошел один из первых крупных процессов по такому поводу в Париже, и палачи из тайной полиции, и судебные чиновники за смерть от пыток в нарушение закона подследственного сами были осуждены к смерти и казнены. В екатерининской же России, подтвердившей запрет пыток Петром III, запрет этот оставался большей частью на бумаге. Здесь мы оказались ближе к прусско-турецкому опыту политического следствия, нежели к западноевропейскому.

По этому поводу можно еще добавить, что на годы правления Екатерины II пришлись и первые показательные процессы над особо свирепыми помещиками, убивавшими своих крепостных крестьян и организовывавшими собственные пыточные тюрьмы в поместьях. Самым известным стал процесс над московской дворянкой Дарьей Салтыковой (Салтычихой), которую в итоге осудили к смерти в 1768 году, помилованием императрицы Екатерины смертный приговор Салтыковой затем заменен пожизненным тюремным заключением в одиночной камере. Некоторых менее известных дворян за подобные дела отправили в тюрьму и в ссылку, а другим, как своему приближенному Шенину, Екатерина пригрозила участью Салтычихи, если они не закроют свои частные инквизиции в поместьях. В организации этих процессов над психически явно нездоровой Салтыковой и ее духовными собратьями принимала участие Тайная канцелярия, и это символично. И дело здесь не в человеколюбии Екатерины или, что уж совсем невероятно, Шешковского с его служаками. Здесь дело государственного принципа, своего рода незыблемый закон империи: власть и ее тайный сыск в Российской империи не терпят конкуренции в таком деле. Вести розыск и организовывать пыточное следствие имеет право только верховная власть в столице и ее политическая полиция, в частные руки это право отдавать никак нельзя. Салтычиха стала показательной жертвой этой идеи при том, что свое наказание она абсолютно заслужила.

Понемногу менялись политические тенденции в жизни екатерининской России, появлялись новые течения общественной мысли. И в екатерининский век Тайная канцелярия после придворных заговорщиков, стихийных смутьянов из дворян, недовольных офицеров, мужиков-самозванцев и упертых церковных раскольников вдруг получает в подопечные первых представителей нового вида «государственных злодеев» — либералов, поборников общего равенства и даже противников (страшно сказать!) монархии вообще. Мир менялся, слышались уже раскаты французской революции, и тайный сыск Российской империи впервые серьезно занялся идеологическими противниками режима, предшественниками российских революционеров всех мастей XIX и XX веков.

Одним из самых известных в этом ряду стал Александр Радищев, тайно выпустив свой идейный манифест против крепостнических порядков в России, он навлек на себя волну гнева «кроткой императрицы». Екатерина была достаточно умна, чтобы разглядеть за радищевской акцией грядущие серьезные неприятности для трона, а потому натравила на дерзкого писателя машину своего тайного сыска, припечатав его словесным клеймом: «Бунтовщик, который пострашнее Пугачева». В своем письме генералу Брюсу, столичному губернатору, Екатерина написала о книге Радищева, что она «наполнена всякими вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное к власти уважение, стремящимися произвесть в народе негодование противу начальства». Приказ Шешковскому об аресте выявленного автора «Путешествия из Петербурга в Москву» отдала тоже лично Екатерина.

Радищева после опубликования его оппозиционного произведения и последовавшего вскоре ареста Тайной канцелярией только личное покаяние избавило от намечавшегося допроса в подвале ведомства Шешковского. Смертную казнь первому российскому либералу Екатерина заменила сибирской ссылкой. Радищева, изначально отпечатавшего свое оппозиционное сочинение дома в порядке самиздата и попытавшегося сдать его в продажу анонимно и без указания автора, Тайная канцелярия вычислила старым и проверенным способом. Изъяв у книготорговца Зотова «возмутительную» книгу, его утащили в застенок, где Шешковский и обер-полицмейстер Петербурга Рылеев, родственник будущего лидера декабристов, пытками и долгим лишением сна выбили из этого мещанина имя автора. В долгих личных беседах Шешковского с Радищевым в Петропавловской крепости главный тайный сыщик империи и убедил писателя-самиздатчика написать покаяние на имя императрицы Екатерины. Этот словесный поединок, стойкость Радищева в котором, как мы теперь знаем, была в советское время сильно преувеличена партийными историками, обошелся без применения к вольнодумцу силовых допросов и знаменитой личной дубинки Шешковского. Хотя при аресте Радищев от одного вида старика Шешковского упал в обморок. Однако и об особенном гуманизме к Радищеву со стороны Тайной канцелярии говорить не приходится. Если в Европе в подобных случаях к тому времени автору могли только запретить печатать свою книгу, то Радищеву Шешковский прямо грозил за его печатное сочинение лишением головы и пытками.