Числа Харона - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 53

В кармане пиджака чувствовал тяжесть пистолета. Это был приятная и бодрящая тяжесть, которая гарантировала исполнение ожиданий. Граф похлопал оружие сквозь ткань брюк. «Буйко, — думал он, преодолевая последние ступеньки, — напишет письменное опровержение, когда я приставлю ему пистолет к виску, и будет отрицать свои лживые обвинения. А завтра, получив другие, реальные аргументы, выступит со мной на пресс-конференции с заявлением о том, что все якобы найденное им о еврейском происхождении госпожи графини было ложью, обычной сфабрикованной фальшивкой, потому что таким образом он хотел выкинуть глупую шутку своему бывшему сокурснику».

Добрался до двери на последнем этаже. Вытащил пистолет и постучал рукояткой по косяку. Послышался шорох. Дверь открылась, на пороге стоял Эдвард Попельский в одном нижнем белье.

— Простите меня, пан граф, мою необычную одежду, — улыбнулся он приветливо, — но это из-за страшной жары на чердаке.

Бекерского часто удивляли не какие-то очевидные вещи, а самые обычные мелочи. Когда мать недавно рассказала ему, что она еврейка, граф в первую минуту не придал веса ее словам, зато сосредоточился на отстегнутой пряжке материнского левого ботинка. Невероятно удивленный, спрашивал сам себя не о том, почему только сейчас ему открывают мрачную семейную тайну, а почему мать до сих пор не избавилась от этих давно уже немодных ботинок с пряжками.

Так и сейчас его нисколько не удивило присутствие Попельского. Поразило другое. После первой встречи с ним Бекерский считал его за педантичного и опрятного джентльмена, настоящего денди! А не за неряху, который в одних кальсонах стоит на пороге вонючей комнатушки и сам, видимо, изрядно попахивает. Но интуиция подвела Бекерского. Смрад, который он только что ощутил, не шел ни от детектива, ни из квартиры, его источник находился у графа за спиной.

Обернулся.

Поздно.

На спину ему упало крепкое тело. Рот и нос заткнули чьи-то липкие ладони. Граф сам не ведал, от чего потерял сознание: от удара головой об пол или от вони нападающего. Очнулся через полчаса. Обстоятельства этого пробуждения ничуть не напоминали утреннего. Не было лучей солнца, что пробивались сквозь щели в сарае, зато глаза слепил резкий свет настольной лампы, направленной прямо ему в лицо. Вдыхал запах не сена, а кислую вонь помойки во дворе. Рядом не было молодой женщины, в чьих глазах Бекерский видел купленную за деньги преданность, зато сидел крепко сложенный лысый мужчина, который всматривался в него так приветливо, словно бык в красную тряпку во время корриды.

В помещении чувствовался странный химический запах, откуда-то знакомый графу. Хотел встать, но не смог. Дернулся изо всех сил. Веревка врезалась ему в запястья.

— Мне бы очень хотелось еще поболтать с вами, пан граф…

Тщательно одетый в летний костюм и шляпу, Попельский сидел в странной позе, опираясь подбородком на ладони, а ими — на спинку стула.

— Я давно мечтал спросить вас, что чувствует тот, кто унижает другого человека, — взял сигарету и сунул ее в рот, но не прикурил. — Ой, нет, нет! — легонько хлопнул себя по руке. — Не кури сейчас, Эдвард, потому что это будет иметь трагические последствия для этого дома!

Бекерский недоверчиво смотрел на Попельского, который внезапно начал говорить сам себе.

— Жаль, что у нас нет времени на философские разговоры, — детектив поднялся и подошел к портьере, которая легонько колыхнулась от сквозняка. — Мы еще будем иметь возможность поговорить о унижении, вине и наказании… Сделаем это тогда, когда я навещу вас в тюрьме, в камере, где вы будете находиться в окружении голытьбы, которая ненавидит аристократов. Я приду к вам и спрошу: что чувствует человек, которого ежедневно унижают? Ежедневно стирать носки сокамерникам, выдавливать им прыщи на яйцах и подтирать волосатые задницы…

— Ты, паршивая собака! — Бекерский яростно дернулся, но веревка не поддалась. — Мой один-единственный звонок разрушит твою карьеру…

— Адвокат будет защищать тебя, — невозмутимо продолжал Попельский, — ссылаясь на преступление в состоянии аффекта. И суд ему поверит, разве что я докажу перед трибуналом, что ты совершил умышленное убийство… Однако на самом деле суд не имеет значения… Я твой судья, и мне известно, что ты хладнокровно убил Леона Буйко. Чтобы получить власть над людьми, так же, как имел ее надо мной, на берегу этого чудесного потока в твоем поместье…

— Что ты выдумываешь, падлюка! Я никого не убил! А Буйко был у меня! Рассказывал про числа Харона! Хотел, чтобы я заинтересовался его теорией, и просил у меня денег!

— Важно, чтобы суд поверил, что ты убил Леона Буйко.

— Ты сумасшедший!

— Смотри!

За откинутой портьерой граф увидел ужасную картину. Посреди комнаты, рядом с железной кроватью, стояло большое ведро, над которым висел человек. Темная поверхность словно перерезала шею мужчины, погруженного с головой в посудину.

Попельский вернулся к входной двери и прислушался. Потом схватился за мохнатую веревку, которая на затылке Бекерского образовывала что-то похожее на ошейник, и потянул графа по полу в комнату, где висел труп. Как можно осторожнее сунул руки Бекерского в ведро, а потом отпустил его, и граф распростерся на полу. Теперь он понял происхождение странного химического запаха в помещении.

Попельский прислушивался к шуму на лестнице. Осмотрел комнату, а потом рванул сорочку на груди. Пуговицы запрыгали по полу. Бросился к дверям и распахнул их настежь. Тогда ударился лбом о притолоку, и кровь из раскроенной брови потекла ему на щеку.

Голоса на лестнице сделались более громкими. Топали тяжелые ботинки, трещали под тяжелыми ручищами перила, перевели дух уничтоженные куревом легкие. Вдруг квартира зарябила от синих полицейских мундиров. Постерунковыми руководил лысоватый господин. Все остановились на пороге спальни Буйко и смотрели на графа Юзефа Бекерского, который лежал возле ведра с измазанными смазкой руками.

— Я успел, Вилек, — обратился Попельский к лысоватому, утирая ладонью кровь с лица, — схватить его и связать! Но Буйко спасти уже не удалось…