Числа Харона - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 50

Попельский подошел к окну и выглянул. На травнике какой-то франт в фуражке и расстегнутом жилете опирался на скамейку и пел городскую балладу о драке в кабаке Цимермана. Его восторженно слушала девушка, в которой Попельский узнал прачку. Еще один мужчина растянулся на коце и наливал пиво в стаканы. Трава была густая и сочная, такая же, как на берегах потока в поместье графа.

Попельский обернулся к Буйко и широко усмехнулся.

— Вы правы, пан доктор, — кротко сказал он. — Ситуация (а) имеет два преимущества: я возвращаюсь в полицию и открываю самую важную тайну человечества — секрет чисел Харона, то есть тайну смерти. Есть еще два преимущества ситуации (а), поэтому в вашей неравенстве а + с > b я добавлю d и e, поэтому получаем a + c + d + e > b. Объясняю: d — это месть.

— Какая месть? За что? — вытаращился Буйко.

— Расскажу тебе об этом ненавистным для меня языком — русским.

— Пожалуйста, я знаю русский.

— Ну-ка, ребята, посмотрим, обосрался он или нет. Эта морда кирпича просит!

— «Ну-ка, ребята, посмотрим, обосрался он или нет, — тихо переводил Буйко. — Эта рожа просит кирпича». Ничего не понимаю…

— Ты и е не поймешь, а е — это пять тысяч злотых.

Попельский произнес это очень медленно. Зато следующие его движения сопровождались огромной спешкой. Когда через пять минут Эдвард выходил из квартиры Буйко, тот висел в своей спальне. С кляпом во рту и прикованный наручниками к люстре.

Над Львовом стояла душная беззвездная ночь. Люди открывали окна и глубоко вдыхали воздух. На тесно застроенных улицах они втягивали в легкие гнилостный запах подвалов и жар раскаленных за день стен. В рот и уголки глаз лезла крошечная мошка, на влажные от пота шеи садились кусачие комары, из щелей в полу вылезали уховертки. Мужчины расстегивали мокрые сорочки, женщины бесстыдно подворачивали подолы платьев, дети слонялись по кухне в поисках воды или компота. На балконах комком лежала постель, распахнутые окна закрывали мокрые простыни, а на дворах за свалками, высунув языки, прятались от палящих лучей грустные бездомные собаки. Жители вилл вдыхали июньские ароматы садов, сидели на крыльцах с веерами и стаканами хлебного кваса, а засыпали в прохладе летних домиков с окнами, затянутыми сеткой от насекомых.

Именно такой одноэтажный дом находился возле виллы инженера Николая Байдика. Однако внутри не было прохладно, а на глухо закрытых окнах вместо сетки от комаров были толстые решетки.

Владелец, известный богач, скупец и затворник, приказал свозить сюда со своей фабрики бочки с отработанным маслом, загрязненным парафином. Он не знал, как использовать никому не нужные отходы, но мысль, чтобы их вылить, вызывала у него решительное сопротивление.

Сейчас он впервые нашел для них применение. Этой ночью, на захламленном бочечками импровизированном складе, Байдик именно его обдумывал. Его могучие мышцы, которые распирали рваную майку, сейчас неподвижно лежали на поцарапанном столе ножом. Глаза всматривались в тело с туго связанными вдоль туловища руками, которое свисало с потолка. Оно легонько покачивалось, иногда вращалось вокруг собственной оси, а волосатый канат пронзительно скрипел. Прежде чем заткнуть Буйко рот кляпом, Байдик внимательно его выслушал. Узнал все, что хотел, о романе матери с нищим математиком. Тот, вымазанный с головы до пят легковоспламеняющимся маслом, смотрел на спички, лежавшие на столе, и рассказывал очень охотно. О том, как однажды пришел к Любе Байдиковой, чтобы получить информацию про Лию Кох. Проститутка призналась ему, что часто пользуется услугами гадалки и даже имеет составленный ею гороскоп. Буйко соврал, будто Кох — его родственница, он, мол, беспокоится за нее и поэтому просит назвать дату ее смерти. Предлагал деньги и говорил про свои математические открытия, которые можно использовать для гадания. Люба Байдикова вовсе не разгневалась на посетителя. Имела хорошее настроение, видимо, из-за цветов, которые Буйко принес, чтобы снискать ее благосклонность. Да, ей давно уже никто не дарил цветов. Сначала она немного препиралась с ним, а потом пристально взглянула на Буйко, ее большие глаза потемнели, и Байдикова рассказала ему все, что узнала из гороскопа Лии Кох. Смотрела на него, чуть улыбаясь. Буйко понял, что теперь она готова ради него на все. Не обязательно с ней даже спать, достаточно было приласкать.

Инженер Байдик всматривался в голову математика, которая свисала над бочкой масла, и думал про материны чувства. Вспомнил одно из ее немногочисленных писем, адресованных неловкой рукой и отправленных в Техас. «Я познакомилась с очень приятным мужчиной, чуть моложе меня». Байдик припоминал ее слова и со спокойствием присматривался к макушке Буйко. К большому, поросшему волосами пяту, которое напоминало итальянский сапог. «Я называю его моей Мышкой», — писала мать.

Глянул на ноги Буйко, привязанные под потолком, и размышлял над словами, услышанными до того, как он заткнул математику рот кляпом.

— За что вы меня мучаете? Потому я забил эту молодую жидовку? Это была ваша любовница? Нет, вижу, что нет… За то, что я убил вашу мать… Ну, что ж… Она знала, что скоро умрет. Просила, чтобы я избавил ее от страданий. Гвоздь, забитый в спинной мозг, убивает мгновенно, а я знал, как добраться ее спинного мозга. Я немного разбираюсь в анатомии… Я убил из любви. Попросил прийти на чердак… «Там тебя будет ждать сюрприз», — убеждал я… А там ее ждала милосердная смерть… Кто же еще мог безопасно перевезти ее на другой берег, чем я — тот, кого она больше всего любила?

«Зря он это сказал, — думал Байдик, уткнувшись в глаза Буйка. — Зря сказал, что моя мать больше любила какого-то бродягу, чем родного сына».

В этих ненавистных словах ему ощущались ночные стоны матери и сопение очередных «дядей». Услышал собственный плач, когда он просыпался ночью и забирался на ее постель, откуда мать сбрасывала его пинком.

Тяжело дыша, Байдик взобрался на стол, который угрожающе затрещал и качнулся под его весом. Дотянулся по канату, распутал узел и начал медленно опускать груз. Голова Буйко приближалась к поверхности масла. Повешенный горящими глазами смотрел на инженера, на его ноги, покрытые грязью, что уже въелась в кожу, на голый живот, который вылезал над ремнем брюк, седую щетину на щеках, заскорузлые пальцы, которые ритмично отпускали канат.

«Так выглядит Харон», — подумал Буйко и погрузился в темные воды Стикса.

Попельский отодвинул шахматную доску, на которой в течение часа анализировал редкую ныне итальянскую партию. Приоткрыл окно. Утро был прохладное и свежее. Сквозь дверь кабинета Эдвард слышал, как Ганна по его просьбе напускает воду в ванну и заводит свои ежедневные псалмы, сначала тихо и как бы пристыжено, но впоследствии в полный голос, вызывая этим у Леокадии приступ мигрени.

План, который он разработал в квартире Буйко, был очень рискованный, как комбинационная игра, использованная им в последней партии с самим собой. Разум подсказывал ему отдать подозреваемого убийцу полиции, однако честь и данная клятва подсказывали, что преступника следует отвезти Байдику. И с этим связана была нешуточная опасность, потому что если Коцовский разоблачит его интриги, Попельский навсегда попрощается с полицейской работой, не говоря уже о том, что его ждет судебный процесс и приговор за препятствование деятельности органов защиты общественного порядка. Однако были здесь и свои преимущества: Эдвард сдержал бы слово, данное инженеру, спас свою честь и заработал бы таким образом солидное «генеральское» вознаграждение. «Итак, у меня есть убийца, и я возвращаюсь в полицию! Даже если Буйко не подтвердит своей вины на полицейском допросе и будет настаивать на собственной невиновности вопреки доказательствам, однако «дело Гебраиста», то бишь «дело магических квадратов», станет моим успехом. Вина Буйко уж слишком очевидна: он знал обе жертвы, с обеими имел интимные отношения, держал дома порнографические снимки и сам смахивает на извращенца. А прежде составлял магические квадраты, своеобразные некрологи своих жертв! Чего тут еще желать? Разве что убедительного мотива… Но это дело суда, а не мое. Я свою задачу выполнил: поймал подозреваемого. И меня не интересует, признает ли суд его сумасшедшим, который мучает, чтобы подтвердить вымышленные и не совсем понятные теории, или сознательным убийцей, который хладнокровно запланировал свои преступления. Речь идет о том, чтобы не выпустить его на волю! Какая мне разница, сколько лет он проведет в тюрьме, если его осудят? Завтра для меня зазвучат трубы победы, — восторженно думал Попельский, — завтра, когда я пожму руку коменданту Грабовскому, а он мне вручит полицейский жетон. А потом будут проходить дни, месяцы, возможно, годы, пока не наступит подходящий момент для неожиданных ночных посещений графа Юзефа Бекерского».