Чума в Бреслау - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 48

— Это почти все, господин Мок. Вас приняли в ряды мизантропов. Осталось только еще одно, действительно небольшое, условие для выполнения. Я не говорил о нем до сих пор, потому что он является негативным условием, заключающимся в том, чтобы что-то не делать. Он очень прост и действительно не требует больших отречений. Чтобы выполнить его, достаточно воздержаться от употребления алкоголя и употребления морфина, кокаина и других наркотиков. Воздержание — очень важное условие. Оно настолько просто и бесспорно, что за его невыполнение нельзя извиниться, но следует ожидать смертной кары, которую всегда исполняет у нас брат Сташе. До сих пор он трижды карал непослушных из нашего круга. Когда мы знаем, что у кого-либо из адептов воздержание может вызвать проблемы, а мы очень заботимся о ком-то — как в вашем случае — мы позволяем ему в течение шести месяцев к ней привыкать… Это значит, что вы жили полгода у меня и полгода могли пить без разбора. А потом конец. Раз и навсегда. Брат Сташе — лучший воспитатель воздержания.

Мок некоторое время молчал и наблюдал за мизантропами, для которых слова барона означали конец собрания. В ожидании клятвы воздержания они застегивали пуговицы, поправляли котелки и цилиндры, смеялись и шутили. Внезапно над этой веселой компанией поднялся мощный голос Мока:

— А почему никто не сказал мне об этом раньше? — заорал надвахмистр. — Вам кажется, что это так очевидно? Что полгода я проведу здесь на алкогольных каникулах, а потом буду морально чист, как мальчишка в день первого причастия, и больше не притронусь даже к маленькому пиву? А вам кажется, барон, что я ни о чем другом не мечтаю, кроме как жить здесь у вас и пить целых полгода? Алкоголь не суть моей жизни. Его смысл в разговоре при и после алкоголя! Я человек общения! А тут с кем я буду разговаривать? С вашими камердинерами, барон, или с вами, трезвым как судья?

Мизантропы перестали шутить и умолкли. В ротонде воцарилась тишина. Казалось, что погасло пламя свечей, а дрова перестали стрелять в камине. Из кучки мизантропов вышел бывший санитар Фриц Сташе и подошел к Моку.

— Мок, у вас здесь будет все, что вы пожелаете, — спокойно сказал фон Бухвальд, — вам не нужно смотреть ни на меня, ни на моих камердинеров. Я приглашу к вам тактичных, развратных и любящих спиртное женщин. Вы же знаете, что у нас нет никаких моральных устоев.

— Вы не понимаете, — продолжал раздраженно Мок, — кого вы принимаете к себе! У меня должна быть бутылка в гербе, вы понимаете! Сделайте для меня исключение!

— Дорогой господин Мок! — Голос фон Бухвальда уже не урчал, а шипел. — Не бывает исключений. Выслушав наши рассказы, вы уже с нами. Если вы хотите оказаться вне мизантропов, то вы принимаете решение встречи с братом Сташем. Встречи очень скорой…

Брат Сташе стоял и смотрел на Мока. Руки экс-санитара были опущены вдоль брюк. Узловатые пальцы двигались по лампасам. Выпуклые, изогнутые ногти скользили по материалу с легким шуршанием. Один кулак сжался, одна нога выдвинулась вперед. Мок отступил назад и схватил мощный канделябр с семью свечами. Он зашипел от боли, когда языки стеарина разлились по его руке. Он высоко поднял подсвечник и намерился на Сташе. В тяжелой тишине слышно было почти треск швов в смокинге Мока, когда он откидывал руку и выбрасывал вверх канделябр. Покачиваясь, подсвечник разбрасывал горячие капли, которые падали на головы, шеи и обувь собравшихся. Сташе не обращал на это ни малейшего внимания. Он посмотрел на барона, ожидая соответствующего знака. Затем раздался пронзительный звон стекла. В тусклом сиянии угасающего огня сверху сыпался стеклянный дождь, переливались острые крошки. Мизантропы, стоявшие под витражом, отодвинулись, чтобы не пораниться. Барон Отто IV фон Бухвальд смотрел на Мока с неприязнью, но и с отеческим пониманием. Экс-санитар по-прежнему не знал, что ему делать, и пробежался пальцами вдоль лампасов. Затем с грохотом распахнулась дверь. На фоне серых полей и утренней мглы стоял криминальный советник Генрих Мюльхауз с трубкой в зубах. Вместо котелка на его лысой голове торчали витки повязки. На лице выступили синие шишки. За ним видно было две шеренги солдат с манлихерами на изготовку. Первая шеренга на коленях, вторая — стоя. Винтовки были нацелены на открытую дверь.

— А меня вы примете в свою банду? — спросил Мюльхауз.

— Мы его примем, братья? Вы действительно этого хотите?

Президент масонской ложи «Лессинг», доктор Альберт Левковиц, резко встал и стал обходить стол. Когда он пересекал быстрыми шагами большой обитый деревом президентский кабинет, позвякивала цепь на его шее и колебалась бахрома у его фартука с изображением мастерка и циркуля. Заданный вопрос еще висел над столом, за которым сидели двое мужчин. Доктор Левковиц вдруг остановился перед большим окном, крайние стекла которого были зелеными. Зелень, везде зелень, цвет надежды. Даже в фамилии владельца фирмы по ту сторону Агнесштрассе — «Грюнфельд и Ко. Производство дверок для печей». Название этой фирмы, а точнее ассоциации, которые вызывали слова на вывеске, всегда успокаивали его и хорошо были ему знакомы. Разве человеку нужно больше для счастья, думал он, чем видеть зеленые поля и отдыхать в тепле печки?

— Вы не знаете, кто он? Ведь он алкоголик и убийца, — Левковиц говорил уже гораздо спокойнее. — Да, он убил законченного негодяя, но однако, это скорее предопределяет его в качестве главаря какой-нибудь банды, где важны сила и дерзость, чем моральное достоинство. А ведь именно этим должны отличаться члены нашей ложи!

Наступила тишина. Один из мужчин, сидящих за столом, потянулся за сифоном и плеснул в стакан большую порцию содовой воды. Он глотнул шипящей жидкости, а несколько капель упали на его белоснежный торс. Он тихо хрюкнул, что означало, что он хочет взять слово. Ему не нужно было этого делать. В самом трехглавом руководстве ложи «Лессинг» все говорили по имени и не использовались никакие иерархические правила относительно высказываний. Не нужно было просить слова особенно тому человеку, чье генеалогическое древо имело корни, уходящие на десять веков назад, и чьи предки сражались с сарацинами. Но именно за эту деликатность и за то хорошее воспитание доктор Левковиц больше всего ценил барона Оливера фон дер Мальтена. Он кивнул головой, давая ему слово.

— У всех нас есть какие — то недостатки и слабости, Альберт, — спокойно сказал барон, — а называть слабости Мока «алкоголизмом» — это, уверяю вас, грубое преувеличение. Я знаю его почти двадцать лет. Мы вместе изучали древние языки и философию. Наши научные пути разошлись. Меня интересовали предсократские философы, его — вопросы лингвистические и метрические. Я предпочитал сидеть над только что изданным эпохальным произведением Дильса, он — над стихами Плавта, которые резал на части карандашом острым, как скальпель. Мы дружили и оба были в корпорации «Силезия». У нас была большая страсть к фехтованию. Мы вместе выпили цистерны пива. Действительно, иногда алкоголь господствовал над Моком. Когда это повторялось, он мог навязать себе режим воздержания и воздерживаться от алкоголя долгое время. Год, полгода… Неужели человек, который часто побеждает себя, является наркоманом?