Чума в Бреслау - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 2

Страница

— Господин комиссар, что вы делаете здесь, на этой лестнице? — закричал Квасс.

— А что это вас волнует? — ответил мужчина высоким, дрожащим голосом. — Может быть, я выполняю оперативное задание… Заберите меня отсюда и не задавайте глупых вопросов.

Квасс посмотрел на Ольшера. Тот подал знак Добренцу, чтобы он еще немного приподнял лестницу. Висящий мужчина легко запрыгнул в гнездо, и все трое начали спускаться вниз. Ольшер ускорился и необычайно быстро преодолел путь до фургона. Подбоченившиеся девицы, видя быстрые движения его могучих бедер, рассмеялись. Их кавалеры перебрасывались грубыми шутками о дородных задах, гравитации и страхе высоты. Однако пожарный мастер Ольшер спускался так быстро не потому, что страдал от страха высоты и хотел как мифический Антей — прикоснуться к матери — земле. Причиной такой спешки была вонь, исходившая от мужчины, который еще недавно висел тремя этажами над землей, а теперь последним спускался с лестницы. Ольшер впервые в жизни проклинал свою профессию. Он, конечно, не гордился сегодняшним вмешательством.

Надвахмистр Эберхард Мок не знал, как справиться с настойчивой щекоткой, которая поочередно дразнила его мочки ушей — раз левую, раз правую. Он вообразил себе, как у него рядом с головой два грязных оборванных шельмеца, которые травинкой, заканчивающейся легким хвостом, щекочут его уши. Он боялся открыть глаза, чтобы это не оказалось правдой. Вчера он много выпил. Так много, что мало что он помнил из дневных и вечерних событий. Наверное, сейчас он лежит где-то под мостом, грязный и покалеченный, а какие-то маленькие уличные мальчишки дразнят пьяницу надодранской травкой. Что будет, если его предположения окажутся правдой? Он откроет глаза и услышит сдавленный голос из хриплого горла? Уличники вовсе его не испугаются, а отпрыгнут от него и с дерзким смехом будут бегать вокруг, безжалостно насмехаясь над ним. Он же попытается схватить их, беспомощно извиваясь и возбуждая свои желудочные соки. Нет, он предпочитал отдыхать в безопасном мире, за завесой закрытых век.

Он попытался вытащить слюну из засохших слюнных желез. С мизерным эффектом. Его небо было жестким и словно осыпанным цементным порошком. Ему стало нехорошо. Он не реагировал. Лежал и сжимал веки. Через некоторое время он пошевелил пальцами левой руки. Крепко прижал безымянный палец к маленькому. Пальцы тесно прижались друг к другу. Они не должны. Обычно им мешал в этом золотой перстень. Я спрятал его наверняка в карман, подумал он, чтобы никто не украл у меня.

Все еще не открывая глаз, он потянулся туда, где ожидал найти прекрасное произведение мастера одеколона Циглера. Он не наткнулся на знакомое углубление брюк, где обычно держал перочинный нож, табак и бензиновую зажигалку. Его пальцы скользнули по обнаженной коже бедра. Где мои штаны и кальсоны?

Мок сел и открыл глаза. Голый, покрытый каплями пота, он сидел на лесной поляне, а его окутывал какой-то старый балахон. Утреннее солнце сильно пригревало. Он почувствовал укол за ухом. Ругаясь, он сунул большой палец за ушную раковину и задушил какое-то насекомое. Он с тихим шлепком оторвал палец от кожи. Поднял палец, чтобы увидеть, что щекотало его. Его совершенно не интересовал прилипший к нему красный муравей. Ее испугала розовая краска, которой была измазана его рука. Он посмотрел на бедро. На нем виднелись пять розовых полосок от пяти пальцев, которыми он пытался проникнуть в несуществующий карман. Не было хулиганов, щекочущих ему ухо, не было одежды, не было обуви, не было перстня. Это был голый надвахмистр Эберхард Мок с пальцами правой руки, измазанными розовой краской. Беззащитный и освобожденный от похмелья.

На Сент-Йоханнесплац, главной площади в предместье Дойч Лисса, не царило привычное беспокойное движение. Люди, проходившие через площадь, застыли в молчании или замедлили шаг. Двое рабочих, очевидно направлявшихся во дворец баронства фон Рипенхаузен, резко остановили велосипеды. Подмастерье стекольного завода Бернерта стоял рядом со стопкой стекол, поставленных на тележку, и бездумно держал одно из них, словно забыл, что собирался добавить его к остальным. Даже шеф трактира «Der Schwarze Adler» вышел из помещения и все время вытирал крышку бокала, хотя по его стенке стекала вода. Дети, направлявшиеся в соседнюю школу, внезапно теряли нужную им по возрасту подвижность и тащились дальше нога за ногу. Никто из прохожих, проходивших мимо памятника святому Иоанну Непомуцкому, сегодня не спешил и не суетился. Их внимание было в это теплое летнее утро вдруг чем-то очень озабочено. Они не могли сосредоточиться на обычных действиях, и их взгляд все еще следовал в сторону стоянки извозчиков.

Оттуда доносились повышенные голоса и свист рассекающих воздух кнутов. Небритый черноволосый мужчина около сорока лет пытался подняться во все по очереди пролетки и проклинал хриплым голосом фиакеров, которые на его оскорбления и попытки вторжения в свои транспортные средства реагировали, как умели — врезав ему кнутом по спине. Эта защитная реакция сдерживала его. Мужчина был одет в испачканный какой-то смазкой старый шерстяной плащ, из которого торчали сквозь многочисленные дыры фрагменты подкладки. Эта мерзкое одеяние было застегнуто на три пуговицы, которые едва не оторвались от напора большого живота. Из-под плаща торчали босые стопы и волосатые икры. По-видимому, на владельце плаща не было брюк. Из обрывков фраз можно было сделать вывод, что фиакеры считали мужчину сумасшедшим, что поведение этого последнего, казалось, подтверждало. Ибо, как могли слышать жители Дойч Лисса, у этого человека не было денег, а он хотел попасть в свой дом в Кляйн Чанче, то есть в городок, расположенный точно по другую сторону Бреслау. При этом он обещал щедрую оплату, уверяя, что в доме у него много денег, чему, казалось, противоречила его убогая одежда. Когда последний фиакер его прогнал, мужчина встал посреди рынка, среди ларьков.

— Мне насрать на вас, ублюдки!!! Смотрите, что я сделаю! — крикнул он. — Я быстрее вернусь домой, чем поеду на ваших дрындах!!!

Сказав это, мужчина сделал кое-что, что заставило многих прохожих на Сент-Йоханнесплац отвести глаза. Странно, что не сделала этого ни одна из женщин. Не отвел глаз и полицейский вахмистр Роберт Старке, начальник участка в Дойч Лисса. Он сжал рукоять сабли, поправил кивер и, сдвинув брови, двинулся к сумасшедшему.

Вахмистр Курт Смолор работал в децернате (отделе) IV Полицайпрезидиума Бреслау, занимавшегося в основном вопросами нравов. Если бы, однако, некоторые сотрудники этого отдела, включительно с его шефом, доктором Йозефом Ильсхаймером, внезапно подверглись тщательному наблюдению берлинских тайных агентов из полицейской комиссии внутренних дел, оказалось бы, что их личная жизнь совершенно непристойной. Единственным исключением был Курт Смолор. Он не пользовался бесплатными услугами проституток, не требовал от сутенеров части заработка, не упивался даром в заведениях с нелегальной выпивкой, а в обмен на молчание не требовал прикрытия от разоблаченных в тайном гомосексуализме заведений городских чиновников и не требовал телесных услуг от аристократок, пойманных за руку головореза или извозчика. Этот рыжеволосый немногословный сорокалетний парень без ропота выполнял все поручения доктора Ильсхаймера, отвергал коррупционные предложения сутенеров и восхитительные авансы проституток. В течение четырех лет он был образцовым мужем и гражданином. Вот уже четыре года он вообще не пил алкоголя и не изменял своей жене из-за угрызений совести, которые до сих пор мучили его при воспоминании о нескольких наркотически-сексуальных оргиях, в которых он участвовал как раз четыре года назад по приглашению некой баронессы. Свои служебные обязанности Смолор выполнял основательно и без лишних вопросов. Только одно могло отговорить его от добросовестного выполнения приказов. Был человек, приказ которого был для Смолора suprema lex ^[3]. Человек, который четыре года назад пережил метаморфозу после сильного нервного срыва. В отличие от Смолора это была перемена к худшему.

Страница