Затянутой в перчатку рукой Анна проверила ручку. Заперто. Она с облегчением вздохнула. Будь дверь не заперта, она бы нервничала, будучи уверенной в том, что он ее подкарауливает.
Можно проникнуть через окно над гаражным верстаком, но она собиралась воспользоваться другим способом.
Шварцман прокралась вдоль стены и заглянула в парадную гостиную, затем в то, что Спенсер называл семейной комнатой, — уменьшенную, уютную версию гостиной.
Ничего не изменилось. Те же диваны из золотарника. Те же декоративные подушки. На маленьком столике возле дивана — фотография их медового месяца, на том же самом месте, где она видела ее в последний раз.
Спенсер — не воплощение злой силы. Он казался напыщенным. Этот взрослый мужчина остался в прошлом, любя женщину, которая его презирала. Потраченные зря годы для них обоих, и ради какой цели? Куда, по его мнению, все это могло привести? Или это он так развлекался? Постоянное преследование — это его способ сохранять бодрость, чтобы не зевать от скуки на поле для игры в гольф и встречах совета директоров?
На самом деле Спенсер был каким угодно, но только не жалким. Анна знала это. Фрэнсис Пинкни знала. Ава знала.
Все могло закончиться много лет назад. Все, что ей нужно было, — это обратиться к Аве. У той был план. Ресурсы, которые могли защитить Аву, защитили ее племянницу.
Раскаяние переросло в гнев, а гнев заставил ее заново пережить воспоминание.
Она только начала ощущать внутри себя вес ребенка, небольшое, но постоянное давление на мочевой пузырь. Было утро выходного дня, в доме находились только она и Спенсер. Стояли самые жаркие дни лета, и кондиционер работал на всю катушку. Она постоянно носила внутри дома свитер, а Спенсер жаловался на жару и говорил, что она слишком остро на все реагирует.
В то утро Анна вышла в сад, чтобы срезать цветы для вазы в гостиной. Она оставила дверь открытой. Не до конца, но достаточно, чтобы выпустить драгоценный холодный воздух Спенсера наружу. Когда она с цветами вернулась к дому, дверь была заперта. Спенсер, улыбаясь, стоял за стеклом. Анна помахала ему, чтобы он впустил ее, но он сделал вид, будто не видит ее.
Они стояли так несколько минут, а потом он ушел. Анна обошла дом, подергала задние двери, затем «вход для горничной» и, наконец, входную дверь. Все как одна заперты. Она позвонила в звонок. Спенсер не ответил.
У нее не было ни телефона, ни ключей от машины, ни надлежащей одежды. Не желая унижаться перед ним и молить, чтобы он пустил ее внутрь, Анна вернулась в сад, уселась прямо на землю и голыми пальцами начала пропалывать сорняки вокруг своих цветов. Вскоре ей захотелось в туалет. Она снова попробовала открыть дверь, позвонила в звонок и даже проверила пару окон в задней части дома. Безуспешно.
В конце концов Анна помочилась в укромном уголке двора и провела день на улице, ожидая, когда Спенсер откроет дверь. Это случилось где-то после трех. Наконец открыв, он крикнул, что пригласил ее мать на ранний ужин. Он также сообщил, что мать прибудет в пять тридцать и что ей следует приготовить лосося.
Шварцман вернулась в дом, грязная, обгоревшая на солнце, без цветов, которые собрала утром, потому что те увяли и пожухли. Приняла душ, съездила в магазин и приготовила на ужин лосося. А потом вежливо кивала, пока мать говорила, что ей следует быть осторожнее и не проводить слишком много времени на солнце.
— Так можно нажить лишние морщины.
— Я сказал то же самое, — добавил Спенсер, с той самой утренней ухмылкой. — Она же настояла на том, что проведет день на улице. Я даже не думаю, что она пользовалась солнцезащитным кремом.
И они оба покачали головами — мол, глупышка, не в состоянии о себе позаботиться. Мать потянулась через стол и похлопала зятя по руке.
— Слава богу, у нее есть вы, Спенсер.
Обгоревшая на солнце и измученная, Аннабель ощутила непреодолимый стыд. Ей стало стыдно за то, что она оставила дверь открытой, за то, что ее не пускали в дом, за то, что она поверила, будто его жестокость — ее собственная вина.
В тот вечер, после того как ее мать уехала, а Спенсер оставил стол и посуду, чтобы она ее убрала, и устроился в кабинете посмотреть свою любимую новостную программу, Анна вынесла на улицу запасной ключ от дома и нашла между цементным фундаментом и дверным косяком входа служанки узкую щель.
И вот теперь, под бешеное биение пульса, она присела в том же самом месте. Не обращая внимания на обрывки листьев и мусор, провела пальцами в перчатках вдоль порожка двери. Представила пауков — коричневых отшельников и черных вдов, — но продолжала движение, пока не коснулась твердого края чего-то металлического. Ключ. С помощью ключа от взятой напрокат машины Анна выковыряла его, и, держа в ладони, выпрямилась.
Вставив ключ в замок гаражной двери, она попробовала повернуть его. Ключ заклинило. Ничего не произошло. Замок заржавел. Он был слишком старым. Или Спенсер поменял замки?.. Она попробовала еще раз. И еще. До боли закусила губу. Зажмурилась.
— Ну давай же, — попыталась повернуть ключ обеими руками.
Наконец ключ повернулся. Шварцман толкнула дверь на пару дюймов и застыла на месте. Ждала. Сигнализацию. Звуки. Ничего. Страх смешался с ожиданием. Она вынула ключ, вернула его в укрытие, вошла внутрь и закрыла за собой гаражную дверь. Она внутри. Свет датчика движения на двери все еще работал — в гараже вспыхнула единственная лампочка.
Шварцман подошла к большому мусорному баку и, засунув руку в куртку, откинула крышку. Бак был почти полон. Полиция должна приехать сегодня вечером. Прижав крышку бака к гаражной двери, она вытащила два больших кухонных мешка для мусора. Под ними лежала кучка сплющенных картонных коробок. Отодвинув коробки, Анна поставила мешок из «Хоум Депо» на другой белый мешок для мусора внизу. Ее внимание привлек кусок веревки на верстаке Спенсера. Добавив в мешок веревку, Анна снова поставила на место картонки и вернула в бак последние два мешка с мусором. Закрыла крышку и огляделась. Хотелось убедиться, что она ничего не пропустила. Дело сделано, ловушка готова.
Подождать, пока он вернется? Придется. Ей нужно вызвать его на разговор, убедить рассказать ей все. Она должна услышать от него правду.
Полиция найдет улики. Он виновен. Она хотела услышать это из его уст.
Ради Авы. Ради Фрэнсис Пинкни и Сары Фельд.
Ради нее самой.
Холодный металлический привкус страха наполнил рот. Пробежал вниз по горлу.
Что если улик недостаточно? От Фрэнсис Пинкни нет ничего, кроме собачьей шерсти. Что если полиция ей не поверит?
Она должна попытаться.
Анна положила руку на дверь между домом и гаражом и медленно повернула ручку. Сигнализация дважды пискнула и умолкла. Спенсер ее не включил, а это значило, что он отлучился ненадолго.
Или же он знал, что ты придешь.
«Это не имеет значения», — сказала она себе.