Они были почти у дома, когда, без видимых причин, Ава остановилась на тротуаре и сложила зонтик. Они медленно пошли дальше по улице, подставив лица небу и дождю, который падал на них крупными каплями. Дождь стекал за воротник и за ухо, и когда Анна подняла руки, он скатился с ее ладоней в рукава.
Они подошли к дому промокшими до нитки. Стоя на крыльце, Ава вытащила из прически шпильки и встряхнула мокрыми волосами, разбрасывая капли на окна и дверь. Она продолжала трясти головой и, пока Анна наблюдала за ней, смеялась — вернее, по-девчоночьи хихикала. Анна присоединилась к ней, мотая головой и смеясь, пока у нее не закружилась голова и не заболел живот.
В тот вечер, после горячей ванны для Анны и душа для Авы, они вдвоем сели у камина: пили горячий шоколад и жарили зефир.
— Мне давно не было так весело, — сказала Ава, укладывая ее в постель. — А может, и вообще никогда.
На следующий день, когда ее аккуратная прическа была восстановлена, она взяла Анну, чтобы вернуть взятый взаймы зонтик, захватив с собой в качестве благодарности служащим на стойке регистрации коробку местных шоколадных конфет.
— Мэм…
Кто-то коснулся ее плеча. Она вздрогнула и обернулась. Сидевший у окна мужчина указывал на проход. Люди выходили из самолета. Шварцман быстро встала, но на миг остановилась в проходе, вспомнив про сумку. Закинула ее на плечо и зашагала по проходу.
И хотя трап был закрытым, выходя из самолета, Анна мгновенно почувствовала запахи Юга. Перекипевший кофе, женские духи, теплый пластик ковриков, затхлость недавно выбитого ковра, пот, лишь частично забитый дезодорантом…
Влажность увеличивает молекулярную летучесть, а значит, молекулы запаха подпрыгивают, проникая в нос человека чаще, чем в более сухом климате. Хорошо это или плохо, но на Юге запахи сильнее.
В терминале Анна снова включила телефон и вышла на улицу. Тот сразу начал гудеть в ее кармане. Раз. Второй. Третий. И потом снова и снова, пока она не потеряла счет. Хэл. Сколько раз он пытался связаться с ней?
Дрожащей рукой Анна вытащила из кармана телефон и пролистала текстовые сообщения от Хэла. В глаза бросилось слово Мэйси, и ее колени ослабли.
Затем взгляд выхватил сообщение от матери.
Не смогу приехать в аэропорт. Встретимся в похоронном бюро А. Г. Вудворда. Адрес был напечатан в отдельном сообщении.
Ее матери всего шестьдесят. Неужели это так утомительно — приехать в аэропорт? Или она так сильно переживала из-за смерти Авы?
Ее матери не хватало стойкости духа Авы, но и она тоже умела удивить. Прекрасно готовила, была предана своим благотворительным обществам, независимо от того, каковы были последние тренды…
В ней было много такого, чего Шварцман не знала и не понимала. Складывалось впечатление, будто десять лет назад — или даже больше — что-то отправило их разными путями, которые пересекались крайне редко, не давая установить по-настоящему теплые отношения, да и вообще какую-либо близость.
Единственное, что было у них общего — по крайней мере, в сознании ее матери, — это чтобы кто-то взял на себя заботу о ней… кто-то вроде Спенсера.
Шварцман дала таксисту адрес похоронного бюро. По пути туда тот попытался завязать вежливую беседу, но она сосредоточилась на своем телефоне. Прочитав сообщения Хэла, ощутила себя одновременно виноватой и исполненной решимости.
Он прислал ей шесть эсэмесок и два голосовых сообщения. Все, как одно, убеждали ее перезвонить ему.
— Ты где? Нам нужно обсудить возможные вопросы о прошлой ночи. Вместе мы что-нибудь придумаем, — говорилось в первом сообщении. — Ты должна мне доверять.
Каждое новое сообщение было более угрожающим, более тревожным. Последнее гласило: Бегство означает, что ты виновна. Даже если нет, все так думают. Ты должна помочь мне здесь.
Виновна… Но она ведь и была виновна, не так ли? Пусть не в том, что размахивала ножом, но она точно приманила Спенсера к Мэйси.
Анна уже собралась выключить телефон, когда на экране возникло еще одно сообщение. С неизвестного номера.
Так приятно видеть тебя в городе.
В горле тотчас возник комок. Она начала было печатать ответ, но остановилась. Это то, чего он от нее хотел. Анна вернулась к сообщениям Хэла.
— Невиновна, — написала она. — Я в ЮК.
Хэл, должно быть, следил за своим телефоном — ответ появился в течение считаных секунд.
В Южной Каролине?! Что ты там забыла?
Она решала проблему. Она смело смотрела в лицо своим демонам. Ее единственному демону. Возвращала себе свою жизнь. Мстила за Аву, Кена Мэйси и Сару Фельд. Хэл скажет, что там ей не место. Что она не может быть судьей и присяжными. Что она рискует собственной жизнью.
Анна решила задействовать единственный довод, способный опровергнуть любые аргументы Хэла.
— Мою тетю убили, — написала она.
И выключила телефон.
27
Чарльстон, Южная Каролина
Шварцман вошла в комнату, полную гробов.
— А вот и ты, — сказала мать, глянув в ее сторону, и повернулась к стоявшему рядом с ней мужчине в темном костюме. — Мистер Вудворд, это моя дочь Аннабель. Племянница Авы.
Мистер Вудворд прошел через всю комнату и предложил сухое, прохладное рукопожатие.
— Соболезную вашей утрате, Аннабель.
Она поблагодарила его и подошла к матери.
— Я так рада тебя видеть, мама…
— О да, дорогая. — Мать коснулась ее руки и подставила для поцелуя щеку.
Аннабель покорно поцеловала ее и окинула взглядом ряды гробов.
— Этот прекрасен, — сказала мать, взмахом руки указывая на лакированный белый гроб.
Он тотчас напомнил Анне о ее ребенке. Белый гробик. Так ей обещала медсестра, унося крошечное тельце. «Сейчас мы должны забрать ее, — сказала она, выхватывая сверток из ее рук. — Но вы можете потом взять ее и похоронить, обещаю вам».
Однако когда Анна проснулась на следующее утро, останки ее дочери уже были уничтожены. По приказу Спенсера. До двадцатой недели беременности зародыш не считался живым существом. Ее дочь дотянула лишь до шестнадцати.
Шварцман хотела, чтобы ее кремировали, но кремация противоречила канонам иудаизма. Тело ее отца предали земле, как и тела его родителей. Конечно, Ава хотела бы лежать в земле.
По еврейской традиции погребение должно состояться в первые двадцать четыре часа после смерти. Убийство сделало это невозможным. Им повезет, если они смогут похоронить Аву в течение недели после ее смерти.
Анна была непоседливым девятилетним ребенком, когда ее отец и Ава сидели у гроба своей матери. У гроба Авы никто сидеть не будет.