Будто кто-то сидел с ней рядом и ловил каждое слово, слушая рассказы о давних печалях и горестях. Проезжая поля, Бекки смотрела на дорогу или запрокидывала голову. Иногда задавала сама себе вопросы и отвечала на них; иногда смеялась, рассказывая особо пикантный анекдот.
Возвращалась домой, на Каунти-роуд, останавливалась на обочине, выходила из машины, вставала рядом с открытой дверцей автомобиля. Клала руки на крышу, упиралась в них подбородком и ждала: сейчас из-за широкого пустого поля поднимется солнце. Согреет ей лицо и плечи, отразится в окнах сельского домика.
Она проезжала мимо десятков, может быть, даже сотен всяких разных амбаров: высоких, низких, бывших коровников или конюшен, двухэтажных, с сеновалами, — в таких хранили зерно. Облупившиеся, некрашеные, покосившиеся. Как правило, в них держат инвентарь или ставят туда машину. Гараж или просто крыша — чтобы не поливало дождем. Интересно, остались ли еще у кого-нибудь косилки и сеялки, которые продавал отец?
Припарковавшись перед их (теперь уже ее) участком, с удовольствием отмечала: арт-амбар скрыт от посторонних глаз. Повторяла: никто ничего не увидит, не узнает и даже не догадается. Просто амбар.
И как же приятно побыть на воздухе в такое раннее утро.
Снова заводила двигатель.
Одно дело можно вычеркнуть из списка; теперь — забрать почту и приступить к работе.
В конце февраля 1997 года Джесса пригласила Бекки съездить с ней в Европу, на показы мод. Две недели. В мэрии Бекки просто сказала, что едет в отпуск за границу, — Кен не выспрашивал подробности. Все уже привыкли к непостоянному графику Бекки — иногда ее не было несколько дней, зато потом она неделями работала без выходных. Ингрид она преподнесла версию, близкую к правде: путешествие в Европу с подругой, которая тоже любит живопись. Она и оплатила поездку.
Несколько дней они с Джессой провели в Милане на показах Гуччи, Маккуин, Марджела (и других, не таких известных брендов), затем отправились в Париж на показы Диор, Баленсиага, а также Комме де Гарсонс, где демонстрировали невероятную и загадочную одежду от Рей Кавакубо: странное нагромождение форм, нелепо длинные, неуместно пышные одеяния, которые, казалось, созданы для кого угодно, только не для человеческих существ. Джесса морщилась и вздыхала, зато Бекки была просто очарована. До слез.
— Ерунда, — решительно сказала Джесса за чаем. — Рекламный трюк, ничего более. Какая женщина наденет на себя подобное безобразие!
В новой подруге Бекки нравилось, что Джесса не пила спиртного (нет-нет, она не состояла в обществе анонимных алкоголиков, просто не переносила алкоголь, никогда даже не пробовала). Так что в Италии в каждом отеле и каждом кафе они пили эспрессо, а в Париже Джесса водила Бекки в изысканные чайные дома пить травяной чай из тонкого, как бумага, костяного фарфора.
— Любопытно, что они чувствуют, когда надевают такую одежду? — Бекки была в восхищении: ей приглянулась модель, закутанная в огненно-красную ткань (драпировка вокруг бедер напоминала подушку). И еще одна, в оранжевом одеянии с длинным шлейфом.
— Мне — нет. И я костьми лягу… нужно тебя вразумить, если попытаешься взять что-то подобное.
— О, возьму обязательно, — усмехнулась Бекки.
Джесса, признайся — ты просто не в состоянии это купить. (Можно подумать, ты в состоянии.)
Что касается покупок, она любовалась Джессой — та почти на каждом показе брала одежду «на сезон»: потрясающе сшитые наряды, дневные и вечерние, на все случаи жизни. Бекки сопровождала ее и на примерки нижнего белья; принимала доставку в отелях и вешала ее пакеты с одеждой уже у себя в шкафу — в шкаф Джессы все не влезало. Сама покупала немного, но, конечно же, дорогие вещи (приличные дешево не стоят): пару мягких сапог до колен от Маккуин, пальто-тренч болотного цвета от «Прада» и белый брючный костюм от Энн Демельмейстер — по словам Джессы, в нем Бекки похожа на музыкантов рок-группы «Ангел».
Еще Бекки нравилось то, что Джесса никогда не пыталась с ней откровенничать. Они вообще редко говорили о любви или сексе, к радости Бекки, — в беседах на эти темы она чувствовала себя неловко. А Джессе, похоже, было не по себе, когда она упоминала о своем муже, в таких случаях Бекки тут же старалась заговорить о другом.
Они вылетели из Парижа ночью; на полпути Бекки проснулась. Джесса в соседнем кресле хмурилась во сне; обхватила себя руками, съежилась. Бекки расстегнула ремень безопасности и подняла с пола ее сумку. Затем осторожно накинула на подругу теплый палантин; та глубоко вздохнула и повернула голову в другую сторону.
Беговая дорожка средней школы Пирсона находилась в ужасном состоянии: вся в рытвинах, она, конечно же, не соответствовала требованиям спортивной ассоциации. И вот в выходные, на День поминовения, Бекки собралась организовать двадцатичетырехчасовую эстафету, чтобы привлечь внимание к проблеме и собрать средства на ремонт дорожки — после того, как сама тайком сделала первый взнос в десять тысяч долларов.
Днем все шло хорошо, и даже первая часть вечера прошла гладко: под одобрительные крики зрителей подростки с удовольствием бегали в темноте; после нескольких кругов можно было сойти с дистанции и перекусить. Но чем позже становилось, тем больше людей уходило со школьного двора, побросав на траву фонарики. Паренек, взявшийся записывать количество кругов на белой доске, принесенной из мэрии, отошел «в туалет» и не вернулся. Сама Бекки после хорошей порции кофе из термоса ходила и расталкивала сонных подростков в спальных мешках, уговаривала родителей (а они стремились увести своих чад домой), и что хуже всего — подходила ее очередь брать эстафетную палочку и делать несколько кругов по этой чертовой дорожке. Пробежка в три часа ночи… Не таким она представляла себе мероприятие.
К рассвету осталась лишь небольшая группа, самые стойкие. К счастью, утром появилось подкрепление — пришли родители и младшие братья-сестры, с горячим шоколадом и пончиками. Малыши пробежали несколько мини-эстафет, и дело пошло веселее. А к большому финишу в полдень — как и планировала Бекки — прибыл местный фотограф в сопровождении школьного оркестра. Участников эстафеты ожидали разнообразные домашние сладости и напитки, а также благодарственная речь школьного тренера по легкой атлетике. За это время к пожертвованиям добавилась еще пара тысяч долларов. Ремонт дорожки обеспечен. И новый комплект стартовых колодок. Не хватит — добавим.
В целом получилось неплохо. Будет большая статья в газете, с фотографиями. И, возможно, Бекки даже сбросила пару фунтов после участия в эстафете.
Она сидела на траве, с мороженым в руках; немного болела пятка. Смотрела, как бегают наперегонки дети — стараются, как олимпийцы на финише, чтобы первыми порвать ленту.
В ноябре 1997 года Бекки вывела с городских счетов двадцать семь тысяч долларов. В декабре — тридцать восемь тысяч пятьсот пятьдесят. А в январе следующего года — еще пятьдесят две тысячи двести сорок три доллара.
Дефицит бюджета Пирсона в 1997 году составил пятьсот тридцать две тысячи долларов. Совет объявил дополнительные сокращения на два бюджетных периода: расходы управления полиции (шесть тысяч долларов), ремонт канализации и тротуаров (десять тысяч долларов), покупка радиооборудования для пожарного управления (тысяча долларов) и ремонт дорожек кладбища и парка (две тысячи долларов). Городской бассейн не работал уже третий год.