Хорошо, что взгляд не мог убивать, иначе я бы упала замертво. С другой стороны, мы уже находились в лечебнице, и возможно, меня бы даже спасли.
– Пожалуй, пойду, – поправила шляпку Амелия, подхватила корзинку и, нарочито интимным жестом положив руку на плечо Фреда, мягко прошептала: – Берегите себя, господин Оутис.
– Спасибо, госпожа Осле.
Мысленно я пожелала, чтобы по дороге у корзинки злогини отломалась ручка, а снедь вместе с фарфоровой посудой разлетелась по полу. Не знаю почему, но именно дорогая тарелка, а не спагетти на ней, вызвала во мне глухую злость. Кто вообще приносит в лечебницу фарфор?
Как только первая гадюка Питерборо убралась шипеть в змеиное логово с розовыми диванами, я с хмурым видом вытащила из бумажного пакета бутылочки со снадобьями и расставила на прикроватном столике.
– Лекарь вчера предупредил, что тебе нельзя ничего есть, зато нужно пить настойки, – сухо объявила я. – Приятного аппетита, Фред.
Он открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, и вдруг сыто икнул.
В лечебнице я пробыла минут пятнадцать, посчитав, что достаточно с милым видом посидела у постели больного, чтобы чуточку приглушить расползшиеся по городу сплетни. Для вида поерзала на стуле – после Амелии Осле казалось, будто под ягодицей лежала острая кнопка, – и с чистой совестью сбежала.
Вернулась в лавку в преотвратительном настроении. Народ уже схлынул, а те, кто выбирал смеси, не обратили на меня никакого внимания, даже ничего не прошипели в спину. Видимо, действительно пришли за приправами, а не за сплетнями. Зато зашептались Стаффи с Ирвином, когда я с каменным лицом прошла в кухню.
– Что это с ней? – забормотала подружка.
– Может, услышала, как она труп Фреда пыталась в саду закопать? – отозвался подмастерье, видимо, выдавая один из самых популярных слухов.
Я так громко фыркнула, что сплетники моментально прикусили языки и вернулись к работе.
В кухне царил идеальный порядок. Каждая поверхность сияла чистотой, даже поблескивали окошки в дверцах шкафов.
– Готовить не умею? – прошипела я, уперев руки в бока, и передернула плечами: – Большое дело – сварить суп для больного.
Вытащила из ящика порядком потрепанные за последние полтора месяца блокноты, раскрыла на рецепте куриного супа с домашней лапшой. Внимательно вчиталась, чтобы не запутаться в кулинарном действе. Ничего сложного в приготовлении не было: сварить бульон, нарезать лапшу, заварить в бульоне.
Но (и это совершенно не удивляло) на пути к наваристому вкусному супу меня поджидали преграды. Задубевшая курочка, замороженная в холодильной кладовой, отказывалась помещаться в кастрюлю. Решив, что оттаявшую тушку проще утрамбовывать в посудину, я использовала магию. От раскрытых ладоней заструилось тепло. Курица моментально пустила сок, как испорченный фрукт, и почему-то с одного бока начала гореть. В воздухе повеяло подпаленной кожицей, и неприятный запашок привлек в кухню Стаффи.
– Что ты делаешь? – изумилась она, увидев, как я с решительным видом втискивала сопротивлявшуюся птицу в кастрюлю.
– Готовлю, – процедила я. – Буду варить домашнюю лапшу по маминому рецепту.
Размороженная, чуточку подпаленная тушка настырно вытащила обрубленные лапы, как будто намекая, что хотела бы вылезти и сбежать. Недолго думая, я оттяпала тесаком ножки, плюхнула безногое тело в посудину.
– Еще пожарю две ножки! – продемонстрировала я лишние куски.
– У нас есть кастрюли побольше, – заметила Стаффи и тут же спросила: – Что такого случилось в лечебнице, что ты превратилась в отчаянную домохозяйку?
– Амелия Осле с фарфоровыми тарелками случилась, – процедила я, плюхнув кастрюлю на горячий очаг.
– Она тебя покусала и заразила кулинарным бешенством?
– Она вздумала кормить моего прикормленного парня! Как будто я ему в лечебницу не смогу сварить суп. Нашла сложную науку!
Стаффи вернулась в торговый зал и до меня донеслось заговорщицкое:
– Ирвин, я проверила. Все плохо…
Тут я вспомнила, что для бульона нужна вода. Схватила с очага кастрюлю, пока курица не прилипла к днищу, и подставила под кран. Набрав воды в шипящую, как змея, посудину, бросила очищенные луковицу с морковкой и принялась искать лавр. Недовольно шарахала дверцами шкафчиков, но в лавке пряностей не нашлось ни одного, даже завалящего или трухлявого, лаврового листика. Почесав в затылке, я накапала лавровой настойки.
В торговом зале снова заговорили.
– Мы должны бежать, – науськивал сообщницу Ирвин. – Когда она закончит готовить, заставит пробовать нас. Она всегда так делает: со странной улыбкой по дому ходит и ищет, кого накормить, а глаза как у серийного маньяка. Мурашки по телу бегут…
– Я все слышу! – обиделась я, понимая, что даже домашние признавали мою полную непригодность на кухне. – Не просто пробовать заставлю, а есть! Половниками! Неблагодарные сволочи!
С грохотом водрузила кастрюлю будущего бульона обратно на очаг и накрыла крышкой. Если верить маминым записям, то через полтора часа курица с водой были обязаны превратиться в наваристое кушанье, достойное королевского стола. А пока они старались стать вкусным супом, я принялась за лапшу.
Тесто получилось жестким и густым, совершенно не желавшим раскатываться тонким пластом. На стол из кухонного шкафа была вытащена мясорубка. Правда, вместо тонких волокон из решетки вылезала волнистая коса слипшихся шнурков. Я решила, что если быстренько с помощью магии тесто просушить, то жгутики сами собой развалятся. Не развалились. Зато получились хрустящие, ломкие брикеты засохшего теста подозрительного желтоватого цвета.
С бульоном, прямо сказать, тоже не очень задалось. Первый час в кастрюле что-то бурлило, кипело, вытекало на очаг, а потом стихло. Ничего подозрительного я, конечно, не заметила. Мало ли, может, курица перестала бороться и позволила себя сварить? Но вместо пахучего янтарного бульона в кастрюле образовалось желе, в котором увязла сваренная тушка.
Некоторое время я ошарашенно таращилась на подрагивающую горячую массу, потом бросила задумчивый взгляд на длинные волнистые косы лапши, оглядела разрушенную кухню. Стоило признать, что кулинарный экзамен был провален, но биться лбом о кухонный стол, признавая поражение, я не собиралась.
Посчитав, что в кипятке лапша быстро набухает, поломала кудрявые макароны в тарелку, положила сверху бульонного желе, залила водой и отодвинула настаиваться. Через некоторое время в тарелке волшебным образом образовалась домашняя лапша в курином бульоне.
– А вы говорите, бездарная кухарка!
Довольная результатом, я отряхнула руки и направилась в торговый зал, чтобы пригласить соседей на дегустацию. Ну или приволочь за шкирку, если начнут сопротивляться. Но к моему огромному удивлению, лавка оказалась пуста. Торговый зал был чисто убран и погружен в тишину. На стене тикали отремонтированные Этаном часы. Несмотря на середину дня, улицу окутывали грязновато-серые сумерки, словно в Питерборо царил вечный вечер, и под козырьком на крыльце горел фонарь. На двери висело какое-то объявление, явно оставленное моими помощниками.