Калигула - читать онлайн книгу. Автор: Мария Грация Сильято cтр.№ 67

Люди ответили рёвом. И Макрон стремительно бросил им имя Гая Цезаря Германика.

— Это внук легендарного Марка Агриппы, — объявил он, — величайшего моряка из когда-либо служивших Республике, человека, на висках которого, как выразился Вергилий, сверкала корона из ростр разбитых вражеских кораблей.

Императорская вилла на вершине Мизбнского мыса господствовала над обширным портом, и тут вдруг, как гром из тучи, до террасы донёсся протяжный крик тысяч глоток. Гай медленно вернулся в зал аудиенций и стал ждать.

Появился торжествующий Макрон с префектом Мизенских преторских частей и группой восторженных морских офицеров, число которых увеличилось по пути. Все вместе они ввалились в зал, называя Гая императором и отдавая ему почести, которых в течение двадцати трёх лет удостаивался только Тиберий.

В память о родственниках и в честь текущей в его жилах крови Гая признали, и он затрепетал от внезапно нахлынувших чувств, каких не испытывал никогда в жизни. Этот скоропалительный переворот вдруг дал ему в руки десятки тысяч вооружённых людей, морские пути, связывающие Рим с его средиземноморскими провинциями, жизненно важные источники египетского зерна. То есть это была претензия на власть, которая могла закончиться или триумфом, или жесточайшим поражением.

На мгновение им овладела робость: за свои двадцать четыре года он часто ходил рука об руку со смертью. И впервые его голос прозвучал свободно:

— Клянусь вам памятью Августа, Агриппы и Германика, что отдам жизнь, чтобы ваша верность не обернулась разочарованием.

Он произнёс эту короткую фразу на одном дыхании, как обдуманную речь, чтобы её передали историки будущего.

Офицеры, в эти мгновения поставившие на кон свою карьеру, ответили с инстинктивным энтузиазмом. «Волки признают рычание вожака», — десятки лет назад сказал Марк Антоний, хорошо умевший физически главенствовать над солдатами своих легионов. Но на лице Макрона возбуждение смешивалось с удивлением. Никто из присутствующих не знал, из какого царства мук освободился произнёсший эти слова.

Гай мельком отметил встревоженные лица, потерянные взгляды и неуверенные движения старых придворных, которые до сих пор держались отстранённо, нахально или злорадно, а теперь явно дрожали от этого неожиданного вторжения вооружённых людей.

В этой атмосфере государственного переворота Серторий Макрон второй раз объявил:

— Я отлучусь, — и пустился по дороге в Рим.

Гай Цезарь вернулся на террасу. Куда ни повернись, на вилле, уже взятой под контроль, как каструм в варварских землях, все взгляды были направлены на него. Если он делал шаг, это движение волной отзывалось на эскорте, чиновниках, слугах, рабах. Гай посмотрел вслед Макрону, скакавшему под набухшими дождевыми тучами со своим верным отрядом превосходных всадников, жадно пожирая мили, так как в конце этого пути он ухватит власть в империи.

Макрон нагрянул в город глубокой ночью. Он жадно выпил чашу вина и быстро разбудил солдат преторианских когорт, так же как в своё время мобилизовал их для ликвидации Сеяна. Ещё не рассвело, когда префект поднял консулов, встревожил их и договорился с ними, прежде чем известие о смерти императора взбудоражит город. Потом поспешил в курию, куда, запыхавшись, сбегались внезапно разбуженные сенаторы, неожиданно натыкаясь на углах улиц и перед публичными зданиями на манипулы преторианцев.

Многие из них были ещё в дверях, когда Макрон, никому не позволив заговорить первым, объявил, что «после долгой борьбы с болезнью император Тиберий испустил дух прямо у меня на глазах» и предъявил свидетеля, «которого я своими руками привёл в императорскую комнату».

Проверили печати, вскрыли пакет, торжественно прочли его. И все были поражены, узнав, что покойный император объявил совместными наследниками своих неисчислимых богатств Гая Цезаря, сына убитого Германика, и своего несовершеннолетнего внука по имени Тиберий Гемин. Все, и оптиматы, и популяры, понимали, что исполнить это будет нелегко.

— Переходный дуумвират, — шептались оптиматы, скрывая свою радость от предвкушения слабого разобщённого правительства, находящегося в руках большинства.

Но среди бывших в меньшинстве популяров закипала бессильная злоба. «Рим не выдержит второго Тиберия». Все понимали, что в имперском имуществе, просто несметном, постепенно слились грандиозные богатства Августа, обильная конфискованная собственность Марка Антония и его разбитых сторонников, а также неистощимые доходы из провинции Египет.

— Но туда бесстыдно приобщили и собственность Юлии, умершей в нищете в Регии, и собственность её друзей, — кричали популяры. — Туда бросили и добро осуждённых по закону «О величестве», конфискованное имущество Агриппины и двоих её убитых сыновей, а следовательно, и имущество Германика.

Насмешка жгла, может быть, ещё сильнее, чем собственно грабёж.

Пока курия кипела комментариями, а окружённые сторонниками лидеры фракций пытались выработать стратегию отпора, один сенатор — который не был ошеломлён, поскольку каждый день разговаривал с Серторием Макроном, — задумчиво проговорил:

— Тиберий долго болел. Нужно узнать, в каком состоянии он был, составляя это завещание.

Все поняли, что он бросил камень в осиное гнездо, а сенатор продолжал:

— Последним видел императора живым префект Макрон, — и попросил допросить его.

Серторий Макрон со своими вооружёнными людьми за дверью — «защитой и охраной сенаторов» — клятвенно заверил присутствующих:

— Я был рядом с ним день и ночь. Это завещание было составлено в невменяемом состоянии.

Его латынь была грубой и неправильной, но слова, подсказанные изощрённым юристом, были выбраны точно и предполагали определённые последствия. Курия тревожно зашевелилась, и Макрон понял, что пора вмешаться знаменитому дорогому врачу и рассказать о сбивчивых речах Тиберия на Капри. И тот с научным авторитетом подтвердил:

— С некоторых пор в великом уме императора произошли необратимые повреждения.

Никто из присутствующих, не видевших Тиберия много лет, не посмел возразить. А один сенатор встал и потребовал объявить завещание недействительным.

Поставленные в трудное положение сенаторы немного посовещались, но потом, оглядываясь на движение преторианских когорт и заполнившую Форум толпу, собравшуюся из всех районов Рима, подтвердили, что завещание никак нельзя считать действительным. Несметные богатства бережливого и скупого Тиберия были собраны из имперских доходов и потому целиком должны перейти будущему императору. Несовершеннолетний внук не наследовал ничего, и политическая сцена оставалась пустой.

Теперь шестистам сенаторам, высшим хранителям Республики, надлежало выбрать того, кто — как раньше Август и Тиберий — будет держать в своих руках большую часть государственной и исполнительной власти: принцепса цивитатуса, императора. Но собрание безнадёжно раздирали старые свары между враждебными фракциями, оптиматами и популярами, — этот ров ещё долго будет разделять более-менее одинаковым образом все политические собрания планеты.