– Это стало для тебя открытием? – тихо спросила Кира.
Корабельный разум захихикал; Кира чувствовала, что он близок к сумасшествию,
– Вовсе нет. Нет, что ты. Это же очевидно, ага? Даже банально. Всякий разумный человек согласится, ведь да? Ха! Но пережить на собственном опыте – не то же самое, что прочесть или от кого-то услышать. Совсем не одно и то же. Открытие истины обычно дается нелегко. И вот каково это было, о Шипастая. Откровение! И я лучше умру, чем переживу такое еще раз.
Это Кира могла и понять, и разделить. Ее тоже чуть не убили недавние открытия.
– Да. Со мной то же самое… Как назывался твой корабль?
Но Грегорович не ответил, и это, поразмыслив, решила Кира, к лучшему. Разговоры о крушении лишь усиливают его нестабильность.
Она вызвала дополненную реальность, но толком в нее не всматривалась. Как обеспечить психотерапию корабельному разуму? Она уже не в первый раз задумывалась об этом. Фалькони говорил, что в основном с корабельными разумами работают такие же разумы, но и это…
Кира хотела бы надеяться, что Грегорович в итоге обретет покой, которого так жаждал, – надеялась и ради его блага, и ради всей команды, – но помочь ему было не в ее силах.
6
Медленно ползла долгая ночь.
Кира записала свой разговор с Итари, потом играла на концертине, смотрела фильмы из имевшейся на «Рогатке» базы – ничего выдающегося, – тренировалась с Кротким Клинком.
Перед тем как приступить к этим занятиям, Кира хорошенько продумала, чего именно она хочет добиться. Как она и сказала Фалькони, контроля уже было недостаточно. Ей нужен был… синтез. Слияние, естественный союз с Кротким Клинком. Доверие. Иначе она так и будет сомневаться в каждом своем решении и в решениях чужи. А как иначе, ведь она помнит свои страшные ошибки. (Тут ее мысли зациклились на Утробе, но усилием воли она выкинула эти воспоминания из головы.) На горестном опыте Кира убедилась: колебание так же опасно, как и поспешная реакция. Она вздохнула. И почему все так сложно?
Сформулировав цель, Кира начала примерно с того же, что и прежде. Изометрические упражнения, неприятные воспоминания, физическое и эмоциональное напряжение… все, что она могла изобрести для испытания Кроткого Клинка. Когда она уверилась, что контролирует чужь лучше прежнего, – тогда и только тогда она принялась экспериментировать, понемногу ослабляя диктаторскую власть над Кротким Клинком. Сначала совсем чуть-чуть, оставляя чужи самую малость свободы, чтобы проверить, как та решит действовать.
Результаты оказались неоднозначными. Примерно в половине случаев чужь делала именно то, чего Кира хотела, и именно так, как она хотела, – формировала желанный узор на поверхности, помогала удержаться в неудобной позе и выполняла прочие задания. Примерно в четверти случаев Кроткий Клинок делал то, что она хотела, не так, как она ожидала. В остальных же случаях он реагировал совершенно неожиданно или неразумно, выбрасывая во все стороны шипы или щупальца. Разумеется, именно такие случаи больше всего беспокоили Киру.
Выбившись из сил, она прекратила тренировку, и ей казалось, что особого успеха достичь не удалось. Эта мысль удручала Киру, пока она не напомнила себе, что впереди более трех месяцев полета до Солнечной системы. Полно времени для занятий с Кротким Клинком. Огромное количество времени…
Вскоре Грегорович снова заговорил с ней. К ее радости, он вроде бы пришел в себя, насколько для него это было возможно. Они несколько раз сыграли в «Покорение Вселенной». Хотя Грегорович постоянно ее обыгрывал, Кира ничего не имела против: главное – иметь компанию, любую компанию.
Она старалась не думать слишком много о жутях и Утробе и даже о Ктейне, великом и могущественном, обитающем в пучинах Горестной грани… Но разум невольно возвращался к ним снова и снова, и это мешало расслабиться, уйти в спячку, необходимую для того, чтобы благополучно пережить долгий перелет.
Прошло несколько часов, а может быть, больше суток, и наконец Кира ощутила, как процессы в ее организме замедляются: Кроткий Клинок отреагировал на недостаток пищи и движения и стал готовить ее к глубокому сну. С каждым разом погружение в спячку давалось все легче: чужь быстрее распознавала ее намерения и принимала соответствующие меры.
Кира выставила будильник на неделю и, чувствуя, как сами собой закрываются глаза, сказала:
– Грегорович… похоже, я засыпаю.
– Отдыхай, Мешок-с-костями, – прошептал разум корабля. – Я тоже собираюсь уснуть и видеть сны.
– Какие сны приснятся…
– …когда покров земного чувства снят…
Его голос замер, остались лишь негромкие звук концерта Баха.
Кира улыбнулась, поуютнее закуталась в одеяла и впервые за долгое время позволила себя погрузиться в забвение.
7
Длилось безликое вневременье, заполненное несформировавшимися мыслями и чувствами: страхами, надеждами, мечтами, болью сожалений. Раз в неделю срабатывал будильник, Кира просыпалась – отупевшая, едва разлепляя глаза, – тренировалась с Кротким Клинком. Зачастую это занятие казалось бессмысленным, но она упорствовала, и чужь тоже выкладывалась по полной. Кира чувствовала, что Кроткий Клинок старается ей угодить и с каждым повтором лучше понимает ее намерения, пусть и не всегда удавалось отточить форму их исполнения, и теперь уже Кира чувствовала какое-то смутное желание Кроткого Клинка. Кажется, чужь стремилась достичь мастерства, внести в их сотрудничество нечто творческое. Обычно Кира пресекала такие порывы, но они пробуждали ее любопытство, и ей все чаще снились долгие, странные сны о теплицах, где она провела детство, о растениях, которые тянутся к свету, раскидывают во все стороны ветки, обрастают листьями, умножают жизнь – здоровую, благую жизнь.
Раз в две недели «Рогатка» выходила из сверхсветового пространства, и тогда Кира спускалась в тренажерный зал Воробья и заставляла и ум, и тело трудиться на износ, покуда корабль остывал. В этих упражнениях ей очень недоставало правой руки. Без нее Кира все время сталкивалась с трудностями, хотя использовала Кроткий Клинок, когда нужно было за что-то ухватиться или что-то поднять. Она утешалась мыслью, что такое использование чужи – тоже хорошая практика. Ведь так оно и было.
Она тренировалась в трюме, а рядом с ней между стеллажами с оборудованием несли вахту Хоус и еще три морпеха, замороженные в подсвеченных голубым криокамерах, а также Санчес, Татупоа, Морос и тот, чьего имени она не знала, в коконах, подобных тому, который спас жизнь Трига. При виде них Кире всякий раз казалось, что она наткнулась на ряд древних статуй, охраняющих души умерших. Она старалась обходить их стороной и даже не смотреть в их сторону – такое вдруг появилось у нее суеверие.
Иногда после тренировки она съедала батончик для поддержания сил, но чаще предпочитала выпить воды и вернуться в состояние спячки.
Однажды в первый месяц полета, в праздные часы ночи, когда она парила у шлюза, где обитал Итари, – полностью отключившись от окружающей ее Вселенной, – под закрытыми веками вдруг расцвело видение, воспоминание из иной эпохи, принадлежащее иному разуму.