Крепость - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Кантор cтр.№ 12

На столе лежала пачка анальгина и стоял стакан воды. Лина готовила у плиты обед: овощной суп — из картошки, морковки, лука, зеленого горошка, сушеного сельдерея и разных кореньев, а на второе — вареные котлеты из вырезки, провернутой на мясорубке, тоже с луком и морковкой. Петя выпил две таблетки и присел на стул. Между плитой и раковиной мостился небольшой кухонный столик, на нем Лина чистила овощи, споласкивала их под струей холодной воды и сразу бросала в кастрюлю с кипятком, уже стоявшую на огне. С самого отъезда родителей в доме не варили больше мясных супов, потому что бабушке нужна была легкая для усвоения еда, а Лина не возражала, ибо и себя хотела ограничить в потреблении пищи, «чтобы не потерять форму». На второе обычно был либо вареный язык, либо вареная вырезка, либо котлеты из вырезки. Все это приносилось (да еще, скажем, докторская колбаса, от которой и в самом деле пахло мясным духом) из распределителя, то есть столовой лечебного питания, к которой бабушка была прикреплена как старый член партии. Но таких, как она, было там немного. Пока она была здорова, Петя ездил с ней на улицу Грановского, где отоваривались сами владельцы карточек, дающих право на пользование этой столовой, — как правило, мужчины с толстыми затылками и крутыми могучими плечами, так что маленькая, подтянутая, хотя и властная, бабушка Роза была каким-то непонятным исключением. Получив сразу на несколько дней порции хорошо упакованных продуктов, мужчины шествовали к своим служебным машинам, такие одинаковые, что странно, как их узнавали шоферы, тоже, кстати, похожие один на другого холуйскими рожами. Теперь они с Линой по очереди ездили в распределитель «для членов семьи» — около кинотеатра «Ударник», в «дом на набережной».

— Чего-нибудь помочь? — спросил Петя. Боль немного утихла. Он видел, что обед будет готов не раньше, чем через полчаса, и надеялся, что Лина отпустит его назад в комнату, однако ошибся. Лина, повернув к нему воспаленно сверкавшие глаза, сказала:

— Да нет, помогать не надо. Посиди со мной, расскажи, что у тебя происходит, как твои дела с Лизой.

Петя не очень-то любил такие разговоры. Отношения у них сложились странные: то Лина делилась с ним своими чувствами и переживаниями, порой, казалось Пете, весьма нескромно, то вдруг ополчалась на него, обвиняя в самом страшном, на ее взгляд, грехе: в несовременности, что было для нее синонимом консервативности. Обида Лины на семью Михайловских, которая «во имя своих консервативных устремлений» отвергла ее, ближайшую подругу их дочери, усиливала, как понимал Петя, любовь Лины к новаторскому и современному. Слово «современный» было к тому же в середине шестидесятых, когда Лина поступила в Архитектурный, еще и синонимом творческого, духовного протеста против косности, догматизма, сталинизма, мещанства и т. п. Ракета, атомоход, синхрофазотрон, Андрей Вознесенский, космические скорости, облегченные конструкции домов, открытость западному образу жизни, древнерусская иконопись, футуристы и, конечно же, обэриуты, — вот что было современным и должно было быть любимо каждым по-настоящему прогрессивным человеком. Над этими ее устремлениями посмеялся как-то Борис Кузьмин, которого затащил к ним в гости попить чаю Илья Тимашев. Сосед по дому, вспомнив старое знакомство и какие они с Линой были когда-то молодые (Лина насупилась), сказал, что в начале шестидесятых, когда ему было восемнадцать лет, он тоже писал стихи про атом и косность, но и тогда у него хватало сообразительности не путать прогресс технический с духовным. И в доказательство прочитал:

Летит ракета в космос, И атом гложет лед, А мне людская косность Покоя не дает.

Тимашев попытался сгладить ситуацию, придать спору научную респектабельность (он видел, что Лина обиделась), но был слегка пьяноват, и ему это не удалось. А Кузьмин, словно не замечая Лининой обиды, сказал, что у него тоже есть друзья из Архитектурного, хотя бы известный Тимашеву Лёня Гаврилов, их общий приятель, и совершенно понятно, что в словах Лины — типичная модерная эклектика Архитектурного. Тимашев возразил ему, что, например, Лёня большой поклонник Витрувия, но Кузьмин уперся, сказав, что Витрувий у Лёни в ряду модерна, как это ни парадоксально, ибо в среде архитекторов слово «современный» всегда было символом веры: «современная архитектура» (Корбюзье, Франк-Ллойд Райт, Гропиус), «современная мебель», «современный интерьер» (Баухауз, фирма Оливетти, Мальдонодо, дизайн), книги Мишеля Рагона, А.К. Бурова, И.Л. Мацы и других. А так же йога, дзен-буддизм, христианство, байдарка и слайды. Лина тогда очень обиделась, и больше Кузьмин у них в гостях не бывал. Сама она книг по всяким сложным вопросам не читала, «предпочитая общаться с умными и интересными людьми», к которым относила неизвестных Пете Андрюшу Томского и Олега Любского, конечно, Илью Тимашева, а в свое время, очевидно, и Диаза Замилова. То есть людьми, которые что-то читали сами и могли поразить ее экстравагантностью суждений. Лина сидела дома, иногда вечерами (но теперь редко, как она сама жаловалась) ходила на концерты современной музыки или на выставки со скандальной славой, еще реже к ней приходили давние приятельницы, она встречала их с какой-то нервной напряженностью, они начинали на кухне пить кофе, курить, потом уходили к Лине в комнату (бывшую родительскую). О чем они говорили вечерами напролет, Петя не интересовался, подозревая пустое.

Сегодня Лина была в нейтрально-нервном расположении духа, готовая от приязни вдруг перейти к ссоре.

— Ну, так что у вас с Лизой слышно? Уж мне-то, старушке — по сравнению с вами, конечно, к тому же твоей близкой родственнице, можешь в своих изменах и флиртах сознаться!.. Скажи, завел новую девочку? Шучу, шучу. Ты спокойный и верный. Это хорошо. И гением себя не мнишь. Нынешние гении либо сумасшедшие, либо пьяницы. Никогда не обманывай любящую женщину, которая все тебе отдала.

Петя похолодел от этих слов, потому что он и в самом деле подозревал, что Лиза ему хочет «все» отдать.

— У твоей Лизы, надеюсь, современные представления о жизни, — говорила Лина, закончив, наконец, возню с овощами и повернувшись к нему. — Ах, я завидую вам! Вы такие молодые, беспечные, никаких проблем! Вы можете бездумно веселиться. Что ж ты не сводишь свою даму в театр? Не все же по кино околачиваться. Женщин нужно уметь культурно развлекать. Я уж и одна здесь посижу. Много ли мне надо! — хотела она пококетничать. Но прозвучали эти слова искренне и грустно.

А Петя обрадовался, так неожиданно получив индульгенцию на нынешний вечер, и, похоже, не сумел скрыть радости.

— Сегодня веду. На «Дон Кихота» булгаковского, — более того, таким признанием выдал, что собирался идти, не предупредив Лину заранее, как бы умышленно оставляя ее в одиночестве у постели больной.

Но Лина это не сразу заметила:

— О! На Михаила Булгакова! Шикарно. А билеты кто достал?

— Лиза.

И тут, видно, до Лины дошло.

— Ну а это неприлично, — Лина внезапно, «с недоумением» подняв брови, посмотрела на Петю. — Ты должен за женщиной ухаживать, а не она за тобой, — ничего другого она сразу не нашлась сказать.

Отвернувшись от него, она принялась молча проворачивать в мясорубке мясо для котлет. Уйти сейчас было бы только хуже. Надо было дать ей выговориться. Хотя Петя побаивался таких ее смен настроения, потому что помимо обид в его адрес, они всегда имели один и тот же поворот сюжета: она как «девка-чернавка» обслуживает и Петю, и его бабку, а он ведет себя как барин, даже пальцем не пошевельнет, сидит и смотрит. Так и есть!