Святой Томас - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 22

— Как ты хочешь выглядеть? — спросила она, когда я опустился на стул.

— По-другому, — ответил я. — Полностью по-другому.

Мгновение она молча меня разглядывала.

— Я могу нарисовать любое из лиц, которые ты видишь на стенах, или что угодно другое. Любого персонажа или животное. Или нечто абстрактное.

— Удиви меня, — сказал я.

Она снова улыбнулась.

— Никто раньше не просил меня об этом. Никому не хочется рисковать и в итоге выглядеть глупо.

— Зачем тебе делать так, чтобы я выглядел глупо?

— О, я бы и не стала. Зачем мне это? Большинство людей хотят выглядеть круто, а между круто и глупо очень тонкая грань.

Мне понравился ее голос. Немного сиплый. Во сне она не разговаривала. «Контумакс» произнес труп де­вочки, принесенный вслед за ней.

— Как тебя зовут? — спросил я, пока она изучала пузырьки с краской, явно раздумывая, что именно на­рисовать.

— Конни. А тебя?

— Норман. — Я подумал, что мы оба соврали. — Давно работаешь на ярмарке?

— Я на ней выросла. Чем ты занимаешься, Нор­ман?

— Я библиотекарь.

Она поймала мой взгляд.

— Ты не похож на библиотекаря.

— А на кого похож?

— Ты похож на Итана, а не на Нормана и выгля­дишь скорее как морской котик или армейский рейнд­жер, а не библиотекарь.

— Вообще-то, нет. Я не крутой парень.

— По-настоящему крутые парни никогда не гово­рят, что они крутые.

— Некоторые говорят. А потом бьют тебя, чтобы это доказать.

— Ты не выглядишь побитым. — Она открыла пузырек с краской.

— Я избегаю конфликтов.

— Валишь другого парня первым, до того, как тот ударит?

— Предпочитаю бежать от таких со всех ног.

Она взяла кисточку.

— Пожалуйста, закрой глаза. И не открывай. Не хочу, чтобы в них попала краска.

Я закрыл глаза и спросил:

— Почему Итан?

— У меня есть старший брат Итан. Это древнееврейское имя, означает «постоянный», «уверенный».

— Он тоже разрисовывает лица?

— Его прочили в управляющие «Дворца бинго», который принадлежит моему отцу. Но он решил зани­маться другим делом. Если кисточка щекочет, скажи мне, и я постараюсь по возможности рисовать губкой.

— Не щекочет. Чем занимается твой брат?

— Он морской котик.

Мне захотелось открыть глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, но я не стал этого делать.

— Должно быть, я немного похож на твоего брата.

— Ты совсем на него не похож. Но в тебе есть что-то от Итана.

— Это хорошо?

— Лучше не придумаешь.

— Ты меня засмущала.

— Итан сказал бы так же.

Работала она быстро и примерно через десять ми­нут сказала, что можно посмотреть на результат, по еле чего вручила мне большое ручное зеркало.

Вокруг глаз была нарисована маска Арлекина. От волос до подбородка тянулся узор из черных и белых ромбов, таких идеально ровных, несмотря на контуры моего лица, что за этой четкой геометрией мои черты почти исчезли. Меня не узнала бы даже Сторми.

— Арлекин — клоун, — сказал я.

— Вернее, паяц. Когда я спросила, как ты хочешь выглядеть, ты сказал «по-другому, полностью по-дру­гому». Не могу представить, кто отличается от тебя сильнее, чем паяц.

Я поймал ее пристальный взгляд.

— Конни, твои сны когда-нибудь сбывались?

Она ответила не сразу. Забрала у меня зеркало и положила его на стол. Потом встретилась со мной глазами, удержала взгляд и наконец сказала:

— Только однажды. Я не часто вижу сны.

— Это был сон о наводнении? О том, как затопило целый город?

Она взглянула на мать, которая закончила с под ростками и теперь работала с десятилетней девочкой, родители которой восхищенно наблюдали за процес­сом. Никто из них не обращал на нас внимания, но Конни все равно понизила голос.

— Нет. Не о наводнении. Это был сон про... про парня, который заходит сюда и говорит, что хочет выглядеть «по-другому, полностью по-другому».

Она говорила так серьезно, что я поверил.

— Приснился мне вчера ночью, — сказала она.

— Я попросил удивить меня, и тебе это только что удалось.

— Во сне я знала, что тот парень в беде, у него враги.

— Не знаю, что и сказать.

— Наверное, не надо ничего говорить. Если скажешь, твои проблемы могут перейти ко мне.

Я кивнул, вытащил бумажники заплатил.

— Не волнуйся, — сказала она мне вдогонку. — Тебя родная мать не узнает.

— Она и так не знает, — ответил я.

Замаскировавшись таким образом, я отправился искать то, не знаю что. У подавляющего большинства посетителей ярмарки лица разрисованы не были, однако людей с аквагримом хватало, и вроде бы никто не обращал на меня особого внимания.　

Я шагал по главной аллее. «Ускоритель» мотал седоков из стороны в сторону. «Гусеница» тащила визжащих посетителей в темноту, двигаясь в тысячу раз быстрее, чем любая настоящая гусеница. Кабинка «Свободного падения» взмывала на двести футов, а потом летела вниз в якобы неконтролируемом свобод­ном падении. Колесо обозрения поднимало и опуска­ло пассажиров, потом снова поднимало и опускало словно было не обычным ярмарочным аттракционом, а метафорой к базовой модели человеческого существования.

Сложно веселиться на ярмарке или в парке развлечений и не осознавать, что подавляемый страх смер­ти — возможно, единственное постоянное чувство в человеческом сердце, даже если большую часть вре­мени люди запирают его в подсознании, пока занимаются своими делами. Экстремальные аттракционы дарят нам возможность осознать этот постоянный страх высвободить напряжение от того, что его подавляют и обмануться иллюзией неуязвимости после благопо­лучного приземления в «Свободном падении».

Ярмарка сверкала, все аттракционы были украше­ны лампочками, неоновыми трубками и мигающими огоньками. Над дорожкой в форме буквы «П» висели гирлянды разноцветных фонариков. На перекладине «П» установили грузовик с открытой платформой, а на ней — два больших вращающихся прожектора подключенных к пыхтящему бензиновому генератору. Их лучи были направлены в небо, подсвечивая под­брюшье армады облаков. Облака, словно дирижабли, молчаливо стягивались с юго-запада.

Разноцветные огни были призваны привлечь посетителей и создать праздничное настроение, но в атмос­фере ярмарки чувствовались враждебность и угроза. Несомненно, это ощущал не только я. Посреди осле­пительного блеска и яркого поддельного очарования затаилось нечто. Настороженная темнота наблюдала, ненавидела, ждала. Шесть лет назад я не чувствовал ее присутствия.