— Я знаю. Ступай-ка наверх и успокой их.
Басурман отвязал от седла топор, лук и колчан со стрелами. Лук был сделан из вагрийского рога, и только очень сильный человек мог натянуть его. Чернокожий разместился на тропе, глядя на восток.
Говорят, будто властители Опалового Трона всегда знают, когда приходит их срок.
Знал и Басурман.
Он натянул лук, скинул камзол, подставив тело ночной прохладе, и низким голосом затянул Песнь Смерти.
Ананаис и его офицеры, собравшись в условленном месте, обсуждали итоги дня. Скодийские силы, оттесненные из внешнего кольца гор, раскололись на семь отрядов и уходили все выше, устраивая по пути засады наступающему врагу. Эти налеты изматывали армию Цески и затрудняли ее продвижение, потери же скодийцев были на удивление легкими, если не считать отряда Парсаля, из которого никто не ушел живым.
— Они движутся быстрее, чем мы предполагали, — сказал Катан. — И их стало еще больше благодаря дельнохскому гарнизону.
— На мой взгляд, их около пятидесяти тысяч, — сказал Торн. — Нечего и надеяться закрепиться где-либо, кроме Тарска и Магадона.
— Будем по-прежнему наносить им удары, — решил Ананаис. — Долго ли еще вы сможете сдерживать этих проклятых Храмовников, Катан?
— Думаю, они уже нашли лазейки в нашей обороне.
— Если так, то наши набеги равносильны самоубийству.
— Я это прекрасно понимаю, Черная Маска. Но здесь мы имеем дело не с точной наукой. Битва в Пустоте идет беспрестанно, однако нас теснят.
— Сделай все, что можешь, парень. Хорошо — будем нападать еще один день, а после все отойдем за стены.
— Не кажется ли тебе, что мы плюем против урагана? — спросил Торн.
— Возможно, — усмехнулся Ананаис, — но не все еще потеряно. Свободна ли дорога, Катан?
Монах на несколько минут закрыл глаза и вдруг широко распахнул их.
— Там, на севере. Надо ехать немедленно!
Катан вскочил и, спотыкаясь, бросился к лошади. Ананаис устремился за ним.
— Торн, — крикнул он, — ты со своими вернись в отряд! Остальные — за мной!
Катан во весь опор скакал на север, сопровождаемый Ананаисом и еще двадцатью воинами. Уже светало, и вершины гор справа от них озарились багрянцем.
Катан нещадно погонял коня, и Ананаис, скакавший за ним, рявкнул:
— Ты загубишь лошадь, болван!
Монах, низко пригибаясь к шее скакуна, не отвечал ему. Впереди показались скалы. Катан осадил коня около них, соскочил с седла и побежал вперед по узкой расщелине. Ананаис с мечом наголо последовал за ним.
Поперек тропы лежали два мертвых полулюда с черными стрелами в горле. Ананаис двинулся дальше. Еще одному зверю стрела попала в сердце. За поворотом слышалось рычание и сталь лязгала о сталь. Миновав еще три трупа, Ананаис с поднятым мечом обогнул скалу. Здесь лежали еще два убитых полулюда, третий нападал на Катана, и еще двое бились насмерть с кем-то, кого Ананаис не видел.
— Ко мне, «Дракон»! — проревел он.
Один из двух полулюдов обернулся к нему, но Ананаис отразил его свирепый удар и вспорол зверю брюхо. Тот взмахнул когтистой лапой, но тут подоспели воины, рубя направо и налево. Зверь пал под градом их ударов. Катан с замечательной легкостью прикончил своего врага и бросился на помощь неизвестному, но в этом уже не было нужды: Басурман рассек своим топором шею полулюда и сам повалился на тропу.
Ананаис, подбежав к нему, увидел, что он весь покрыт ранами. Мясо свисало клочьями с разодранной груди, левая рука была почти оторвана и лицо искорежено.
Чернокожий дышал прерывисто, но глаза его ярко блестели, и он попытался улыбнуться Ананаису, когда тот положил его голову себе на колени.
— Там, наверху, дети, — прошептал Басурман.
— Мы заберем их. Лежи спокойно!
— Почему я должен лежать?
— Так просто. Отдыхай.
— Скольких я уложил?
— Девятерых.
— Я рад, что ты пришел, — с оставшимися двумя мне пришлось бы... трудновато.
Катан опустился на колени, положил руку на окровавленную голову умирающего — и он перестал чувствовать боль.
— Я так и не довел свое дело до конца, — сказал Басурман. — Надо было мне разыскать Цеску там, в городе.
— Я сделаю это за тебя, — пообещал Ананаис.
— У детей все хорошо?
— Да, — заверил Катан. — Мы уже сводим их вниз.
— Не надо, чтобы они видели меня. Это их напугает.
— Не бойся, они не увидят.
— Да не забудьте Мелиссину куклу... девчушка без нее ни на шаг.
— Не забудем.
— Когда я был молод, я послал людей в огонь! А потом всю жизнь раскаивался. Что, Черная Маска, мы так и не узнаем с тобой, чем все это кончится, а?
— Я уже знаю. Я не смог бы свалить девятерых полулюдов. Не думал, что это возможно.
— Все возможно на свете, — чуть слышно ответил Басурман. — Кроме успокоения совести. — Он помолчал и добавил: — Муха придумал план.
— Как ты думаешь, получится у него?
— Все на свете возможно, — усмехнулся Басурман. — Он послал меня сюда с поручением, но теперь это уже утратило смысл. Я должен был передать тебе, что десять тысяч дельнохских солдат выступили в поход, — но они оказались здесь раньше меня.
Сеорл пробился к ним и со слезами на глазах опустился на колени.
— Почему? — спросил он. — Почему ты защищал нас? Но Басурман уже умер. Ананаис взял парнишку за руку.
— Потому что он был настоящий мужчина и великий человек.
— Он даже и детей-то не любил.
— Думаю, здесь ты ошибаешься, мальчик.
— Он сказал, что мы его раздражаем. А сам погиб за нас. Почему?
Ананаис не нашел ответа, но Катан сказал:
— Потому что он был героем. Герои всегда поступают так — понимаешь?
Сеорл кивнул.
— Я не знал, что он герой, — он мне не сказал.
— Быть может, он и сам не знал, — промолвил Катан.
Галанд тяжело переживал смерть брата, однако виду не показывал. Он ушел в себя, и по его темным глазам не видно было, как он страдает. Со своими людьми он совершил несколько набегов на кавалерию Цески, нанося стремительные удары и столь же стремительно отступая. Несмотря на страстное желание отомстить, он остался дисциплинированным солдатом и не признавал бесшабашного риска. Потери среди трехсот его воинов были невелики — они отошли за стены Магадона, оставив позади только тридцать семь товарищей.