Этой фразой Мария познакомилась со мной, шепнув ее мне в ухо
раньше, чем я увидел ее лицо и фраза сработала. Она значила, что Мария знает
про Дональда Фирна и Алису Портер. Еще она значила, что Мария раскусила меня с
первого взгляда по моей внешности. Меня это не оскорбило: она угадала верно,
хотя точно так же выглядел каждый второй из той толпы, что шатается возле
Белфри, и наверняка большинство из них не испытали половины того, что прошел я.
Садясь на табурет возле стойки рядом со мной, она больно
выкрутила мое многосережное ухо. Я вздрогнул, крикнул "Ой!" и потер
ухо, успокаивая его и заодно проверив, что ни одно из серебряных колечек не
выпало.
Меня зовут Мария. Ее голос был высоким и женственным,
текучим, как мед, искренним совсем не таким, какого можно ожидать от девушки,
вдруг выкручивающей вам ухо. А тебя?
Гэри.
Поглядев на нее, я испытал внезапный и острый кайф будто
кто-то всадил мне полный шприц адреналина прямо в аорту. Меня поразила не
только ее красота ее повадка.
Она широко улыбалась, изо рта у нее свисала сигарета
"кэмел" без фильтра, подведенные глаза смотрели прямо в мои, и
радужки отблескивали сатанинским оранжевым отсветом свечей бара, брови
выгнулись дугой, и черные приглаженные волосы падали до плеч не то что у меня,
до поясницы. Вся в черном от и до от облегающей рубашки и джинсов до сапог.
Черный кожаный пояс блестел острыми хромированными шипами, и если такими
ударить, никому мало не покажется. Серег у нее было только три, но браслетов и
ожерелий множество черные четки, филигранные серебряные распятия, врезанные в
обсидиан. Мои глаза остановила татуировка на ее плече: Мадонна с младенцем, в
совершенстве, по-рафаэлевски, цветными чернилами.
Пока я отвлекся, Мария притянула меня за носовое кольцо,
вставила мне в рот сигарету и зажгла, потом снова толкнула в сидячее положение,
лукаво усмехаясь.
Гэри, сказала она, пуская мне в лицо дым колечками. Знаешь,
я не шутила насчет того, что сказала.
А разве это сказал не Дональд Фирн? спросил я. Когда его
поймали. Только ты пол переставила.
Значит, ты знаешь, что случилось с Алисой Портер.
Конечно, знаю, ответил я.
Мы нашли в этом деле общий интерес неудивительно, если это
дело было не только сенсационным и знаменитым, но еще и местным. Мы оба любили
брошюры про настоящие преступления, и романы Энн Райе, и кровавые фильмы
ужасов, и чернушную, металлизированную, одержимую смертью музыку.
Нам предназначено было прийти на бал Белфри, который какой-то
мудрый святой устроил в старой каменной готической церкви на заброшенной,
опасной окраине города. Этот клуб привлекает к себе психов, и ему удается
оставаться достаточно угрожающим, чтобы отпугивать армейских хмырей, зубрил из
колледжа, феминистских мышек и прочую нечисть.
Я спросил Марию, с чего это она стала меня кадрить.
Потому что у тебя вид вероятной жертвы. Что верно, то верно.
Вот я и решила забить место, пока никто другой этого не
сделал.
С тех самых пор, как я был мальчиком, я хотел помучить
красивую девушку.
Именно это сказал Дональд Фирн в сорок втором году перед тем
как его отправили в газовую камеру тюрьмы штата в Кэнон-сити. То, что он сделал
с семнадцатилетней Алисой Портер, не поддается описанию но описывать такое мог
бы только садист. Я только скажу, что среди инструментов, которые помощники
шерифа унесли с кровавой сцены преступления, были шилья, гвозди, проволочные
плети, а еще обугленные остатки ее одежды, и когда они вытащили тело девушки из
старого пересохшего колодца… как говорится, не будем углубляться.
Я вырос в Пуэбло, в пятидесяти милях от места убийства Алисы
Портер и в сорока милях от места, где народ штата Колорадо отравил газом
Дональда Фирна более пятидесяти лет назад. Мой дед работал на сталелитейном
заводе, который покрывает наши крыши сажей и придает нашему воздуху охристый
оттенок и запах тухлых яиц и который выпустил плотницкие гвозди, найденные в
"пыточном наборе" Дональда Фирна.
Перед смертью дед часто потакал моему патологическому
любопытству, говоря: "Гэри, я тебе рассказывал про ту медсестру, что убили
в старой церкви Покаяния в сорок втором?" Я подтаскивал стул и просил его
рассказывать, и у нас устанавливалось редкое взаимопонимание поколений.
Старик знал, что маленькому Гэри от этих историй вреда не
будет.
Маленького Гэри плаксивого, тощего, с нездоровым видом вечно
задирали другие дети, а сам он даже мухи не обидел бы. А интерес маленького
Гэри к кровавым фильмам, которые передавали по телевизору из Денвера поздно
ночью в пятницу, только показывал, что у мальчика здоровое, активное,
нормальное воображение.
Когда я был еще малышом, комиссия штата по родительским
правам решила по причинам, о которых никто никогда и не пытался мне
рассказывать, что моей матери нельзя доверить мое воспитание.
Подозреваю, что она спилась, или колотила меня, или завела
дружка, который меня колотил от ее имени. В строчке "Отец" моего
свидетельства о рождении всегда стоял простой крест, то есть либо она не знала,
кто мой отец, либо я появился на свет от непорочного зачатия. Я только уверен,
что мой отец не Бог, а какой-нибудь мексиканец, потому что у меня типичный для
метисов цвет лица, темно-карие глаза, черные блестящие волосы, и стоит мне
побыть на солнце минуту-другую, как у меня появляется глубокий красноватый
загар. Как бы там ни было, родительские права передали моим деду с бабкой, и
они, наверное, были со мной терпеливее, чем были бы настоящие родители.
Постарев, они даже смирились с моей громкой дьявольской музыкой: слух ослабел.
В возрасте шестидесяти пяти лет дед получил обширный инфаркт, доставивший его
на небо быстрее ракеты "Сатурн-5". Бабуля все еще тикает, одна, в
старом крытом толем бунгало возле сталелитейного завода. Я ее навещаю, только
когда хочу взять ее машину.
Не могу точно сказать, как я стал таким, какой есть теперь.
Пусть даже мне пришлось выдержать многое от рук матери и ее приятеля, это еще
не причина, чтобы меня привлекала боль. В детском. саду девочки любили валить
меня на землю, потом хватать за руки и за ноги и тащить, как добычу из
джунглей, но я не думаю, что поэтому мне приятно поддаваться силе женщин. Когда
я стал чуть постарше, другие мальчики использовали меня как жертву при игре в
"Звездный путь", ловя меня и связывая разными нестандартными
способами, но я сомневаюсь, что отсюда пошел мой интерес к веревкам и цепям. А
когда я достаточно вырос, чтобы войти в сумрачный мир книжного магазина для
взрослых без того, чтобы у меня спросили документы, я рассматривал разные
журналы с голыми девочками и развешанные на стене искусственные члены, но
всегда мой глаз привлекали фетишистские журналы, причем такие, в которых
женщины порабощали мужчин.