Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 194

В тюрьмах такие преступники часто подвергались антисемитским оскорблениям со стороны охраны, в некоторых учреждениях их держали впроголодь, и даже хорошее поведение часто считалось «типичным для расового характера, который умеет приспосабливаться даже в положении полного бессилия», как отмечал один служащий баварской тюрьмы в 1939 году. «Я очень сильно страдаю из-за ненависти к евреям, — писал молодой еврейский заключенный своей матери в письме, конфискованном тюремными властям в июне 1938 года. — Один из охранников называет меня Моисеем, хотя прекрасно знает, как меня зовут на самом деле… Другой сегодня на обеде назвал меня проклятой еврейской свиньей». Их беды не заканчивались на этом. Согласно приказу, изданному Имперским министерством юстиции 8 марта 1938 года, евреи, помещенные в тюрьму за расовое загрязнение, повторно арестовывались гестапо по окончании их срока и отправлялись в концентрационные лагеря ^[1301]. Там они часто оказывались в изоляции в силу природы своего предполагаемого преступления. В бухенвальдском концентрационном лагере Юлиус Мейер, молодой человек двадцати одного года, с хорошим образованием из еврейской семьи среднего класса, отбывавший двухлетний тюремный срок по доносу своего соседа, который был свидетелем его интимной связи с горничной его семьи нееврейского происхождения, был направлен лагерным врачом на кастрацию. Отказавшись подписать форму согласия на основании того, что его эмиграционные документы должны уже скоро быть готовы, Мейер был избит эсэсовским охранником по приказу врача, ему не оказали никакой медицинской помощи и на двенадцать дней поместили в карцер. Применив все влияние, которое у них было, родители Мейера оформили эмиграционные документы и получили приказ из штаб-квартиры в Берлине, но не о его освобождении, а об отмене приказа о кастрации. Таким образом, телеграмма была направлена не коменданту, который тогда организовал бы его немедленное освобождение, а лагерному врачу, для которого к тому времени сломать волю Мейера стало делом личной гордости: по его приказу Мейера вернули в карцер, где он был убит эсэсовским охранником ^[1302].

Закон предлагал множество новых возможностей для преследований и гонений на немецких евреев, особенно мужчин. В декабре 1935 года 43-летний еврейский клерк был приговорен к одному году и трем месяцам тюрьмы за расовое загрязнение. Он жил вместе со своей нееврейской подругой в течение года и у них быт девятимесячный ребенок. Однако у обвинений часто были самые нелепые основания. Например, в Бад-Дюркхейме 66-летний еврей Герман Баум был приговорен к году тюрьмы в ноябре 1935 года по свидетельству 15-летней девочки, которая утверждала, что он пытался ее поцеловать. Гестапо вызывало домашнюю прислугу, которая работала в еврейских семьях, и сообщало, что те должны покинуть свое место, и засыпало наводящими вопросами («но ведь он трогал вас иногда за плечо, правда?») в надежде совершить арест, угрожало бросить их самих в тюрьму, если они отказывались обвинять своих хозяев в преступлениях ^[1303]. В ноябре 1935 года в гестапо поступил донос на 50-летнего еврейского предпринимателя Людвига Абрахамсона о его сексуальных отношениях с нееврейской работницей Вильгельминой Корт. В ходе допроса он признал, что активно добивался ее благосклонности (есть сомнения в том, что это было на самом деле правдой, учитывая методы, которые использовались в гестапо для получения признаний). Он был приговорен к двум годам тюрьмы, а по освобождении был переведен в концентрационный лагерь Бухенвальд, откуда ему удалось выйти только 6 октября 1938 года, представив доказательства своего намерения эмигрировать. Еще более шокирующий случай произошел с Ханнелорой Кригер, рабочей на заводе по производству алкогольных напитков, которую в апреле 1938 года анонимно обвинили в сексуальных отношениях со своим начальником Юлиусом Розенхеймом. Она заявила, что тот требовал от нее сексуальных услуг в обмен на деньги, но на суде изменила свои показания, заявив, что их связь закончилась в 1934 году до принятия закона. Суд оправдал обоих, однако гестапо арестовало Розенхейма после окончания процесса и все равно поместило его в концентрационный лагерь ^[1304].

Если поведение Кригер только граничило с проституцией, то настоящие проститутки были особенно уязвимы для обвинений со стороны враждебных соседей в оказании услуг евреям. Еврейские мужчины и женщины, состоявшие в отношениях с нееврейскими партнерами, стали предпринимать серьезные меры предосторожности для их сокрытия после сентября 1938 года, но неизбежно многие из них стали жертвами доносов любопытных соседей или рьяных нацистских соглядатаев. Со временем людей стали обвинять в том, что они просто были «дружелюбны с евреями». Владельцев гостиниц обвиняли за неосторожные слова о том, что они все равно были рады видеть евреев в своих номерах, немецких граждан — за дружеские отношения с евреями, совершенно лишенные сексуальной составляющей, и даже за пожатие рук с евреем на улице. Иногда поведение, в котором обвиняли таких людей, могло означать принципиальную оппозицию нацистскому антисемитизму, однако гораздо чаще оно было результатом равнодушия к официальным правилам и нормам либо было старой привычкой. Многие из таких доносов были ложными, однако в некотором смысле это было неважно, поскольку ложные доносы вносили такой же вклад, как и правдивые, в общую атмосферу, в которой немцы постепенно разрывали все свои связи с еврейскими друзьями и знакомыми, как это сделала Мелита Машман. Действуя далеко за пределами положений

нюрнбергских законов и тщательно разбирая все поступавшие обвинения, несмотря на всю необоснованность и корыстные интересы доносчиков, гестапо и другие органы правопорядка и контроля по частям разрушали сложные сети социальных связей, которые создавались между немецкими евреями и их друзьями-немцами в течение десятилетий. Они полагались на целую систему партийных учреждений, от районных старост и выше, которые также стремились предотвратить любые социальные связи между ариицами и евреями ^[1305].

Лишь иногда районные старосты закрывали глаза на подобные отношения, как в случае с молодым адвокатом и многообещающим журналистом Раймундом Претцелем и его подругой, еврейской женщиной, которую он встретил, возвращаясь из Парижа в 1934 году. Претцель покинул Германию из-за неприятия репрессий и расизма Третьего рейха, а также в стремлении добиться руки одной девушки. Когда она вышла замуж за другого мужчину, он вернулся в Германию и стал зарабатывать на жизнь неполитическими статьями для художественных рубрик в газетах и журналах. Его новая подруга была уволена из библиотеки из-за своей расы, а ее брак недавно распался. Ее сын Питер был голубоглазым блондином, и его даже фотографировали как идеального арийского ребенка. Когда Претцель переехал к ней, они нарушили нюрнбергские законы, однако районному старосте понравилась эта семья и он старался оградить их от проблем. Но в 1938 году она забеременела, и опасность обвинения стала слишком велика. Взяв Питера с собой, она направилась в эмиграционное управление и оформила отъезд, чтобы переехать к своему брату в Англию. Сам Претцель добился разрешения поехать в Англию отдельно, заявив, что он готовил серию статей об английской жизни. Британские власти стали смотреть на него с большим подозрением, когда он надолго превысил планировавшееся время поездки. Он столкнулся с большими сложностями в поиске работы и был спасен только Фредериком Варбургом, главой издательского дома «Зекер и Варбург», которого впечатлило краткое изложение книги, представленное Претцелем в поисках контракта. Это удовлетворило британское министерство внутренних дел, которое продлило Претцелю визу еще на год. Тем временем он женился на своей подруге, и у них родился сын. Однако их будущее было совершенно неопределенным, как и для тысяч других людей, эмигрировавших в то же время ^[1306].