Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 13

Весьма типичной оказалась реакция консервативной школьной учительницы из Гамбурга Луизы Зольмиц, которая так восторгалась коалиционным правительством и Днем Потсдама в 1933 году («Этот великий, незабываемо красивый день в Германии»), что возможная социалистическая направленность режима обеспокоила ее только тогда, когда начали конфисковывать имущество эмигрировавших евреев, таких как Альберт Эйнштейн («Им не следует этого делать. Нужно правильно относиться к понятию собственности; иначе это будет большевизм»). Как многие другие, она считала 30 июня 1934 года «днем, который разбил нас вдребезги до самого основания». Заявления о «моральных проступках» большинства из убитых («позор для всей Германии») частично убедили ее, и она проводила время, обмениваясь слухами с друзьями и слушая затаив дыхание радио в доме ее друга, чтобы узнать последние новости. Когда стали проясняться подробности, восхищение Гитлером взяло над ней верх. «Личная отвага, решительность и действенность, которые он продемонстрировал в Мюнхене, решительность и действенность, которые просто уникальны». Она сравнивала его с Фридрихом Великим, королем Пруссии, или Наполеоном. То, что, как она отметила, «не было суда, не было военного трибунала с барабанным боем», по-видимому, только усилило ее восхищение. Она была целиком убеждена, что Рём месте со Шлейхером готовили переворот.

Луиза Зольмиц отметила, что это было последним из политических приключений бывшего канцлера, вызывавшего всеобщее недоверие. Облегчение, которое она почувствовала, и доверие, которым прониклась после первоначального смятения, были типичны для большинства представителей среднего класса в Германии. Гитлера поддерживали во многом еще из-за того, что в середине 1933 года он уже восстановил порядок на улицах и стабильность на политической сцене, а теперь сделал это еще раз. На следующий день после операции перед Имперской канцелярией собрались толпы народа, поющие «Хорст Вессель» и торжественно заявляющие о своей верности партии, хотя не совсем понятно, что двигало ими: воодушевление, нервозность или облегчение. По всеобщему признанию, быстрые и решительные действия Гитлера шли на пользу его репутации. Контраст с беспорядочностью и радикализмом партии, по мнению многих, был здесь еще сильнее, чем раньше ^[52]. Многие, как, например, бывший социал-демократ Йохен Клеппер, были шокированы убийством жены Шлейхера, которую ни в чем нельзя было подозревать ^[53]. Только самые недовольные режимом с горечью отмечали, что единственное, что было плохого в этой чистке — это то, что было казнено слишком мало нацистов ^[54].

Чистка получилась весьма масштабной. Гитлер сам сообщил Рейхстагу 13 июля 1934 года, что было убито 74 человека, а арестованных у одного только Геринга было более тысячи человек. В общей сложности как минимум 85 человек были убиты без каких-либо судебных разбирательств ^[55]. 12 убитых были депутатами Рейхстага. Лидеры СА и их люди в большинстве своем ничего не подозревали; на самом деле многие из них встретили смерть, будучи уверенными, что их арест и казнь совершаются по приказу армии, и клялись в вечной преданности фюреру. В последующие дни продолжились аресты и увольнения, направленные в основном на самые буйные и испорченные элементы в рядах штурмовиков. Алкоголизм, гомосексуализм, воровство, бунтарское поведение — все, что обеспечило штурмовикам дурную славу, старательно вычищалось. Пьяные драки с участием штурмовиков все еще продолжались, но уже не в таких опасных количествах, в каких это происходило в последние месяцы перед 30 июня 1930 года. Лишенные иллюзий, лишенные своих функций, неспособные более самоутвердиться, штурмовики начали в массовом порядке уходить из организации, только в августе и сентябре 1934 года оттуда ушло 100 000 человек. С 2,9 миллиона в августе 1934 года численность СА упала до 1,6 миллиона в октябре 1935-го и 1,2 миллиона в апреле 1938 года. Прием новобранцев ограничивался строгими требованиями и квотами. Многие молодые люди не стали вступать в отряды из-за того, что снизился уровень безработицы и в 1935 году была введена воинская повинность ^[56].

Однако хотя они больше не угрожали армии и государству, запас жестокости и агрессии у штурмовиков никуда не исчез. Это ясно видно из доклада одного из руководителей СА о событиях в лагере штурмовиков, происходивших ночью во время Нюрнбергского съезда в 1934 году. Он отметил, что все были пьяны, а наутро в ходе большой драки между двумя региональными группами несколько человек получили ножевые ранения. По дороге обратно в лагерь штурмовики били машины, кидали в окна бутылки и камни и избивали жителей. Чтобы попытаться остановить беспорядки, были мобилизованы все силы нюрнбергской полиции. Одного из штурмовиков вытащили из отхожего места, в которое он свалился в пьяном помутнении, но вскоре после этого он умер от отравления газообразным хлором. В лагере стало тихо только в 4 утра, к этому времени шестеро были убиты, тридцать человек ранены, а еще двадцать пострадали, запрыгивая или спрыгивая с машин или грузовиков, хватаясь за их борта или вываливаясь из них во время движения. Такие случаи повторялись и на других мероприятиях. Ограниченные, сократившиеся в количестве, лишенные самостоятельности и, как заявляли нацистские лидеры, очищенные от самых радикальных, жестоких и испорченных элементов, СА, тем не менее, по прежнему могли представлять источник агрессии, если это требовалось режиму, а иногда даже если и не требовалось ^[57].

Тем временем армия вздохнула с облегчением. Генерал Бломберг выразил благодарность и уверил Гитлера в полной преданности ему армии. Он поздравил Гитлера с принятием «военного решения» разделаться с «предателями и убийцами». Генерал фон Рейхенау скоро оправдал хладнокровное убийство одного из самых высокопоставленных и известных народу офицеров Курта фон Шлейхера в официальном сообщении, где говорилось, что он был замешан в заговоре с участием Рёма и зарубежных властей, направленного на разрушение государства, и что его застрелили при попытке оказать вооруженное сопротивление аресту. Он ничего не сказал о том, была ли в этом замешана его жена, которую также расстреляли. Чтобы отпраздновать это событие, офицеры откупорили бутылки шампанского. И молодые горячие головы, вроде лейтенанта Клауса фон Штауффенберга, который сравнил эти события со вскрытием нарыва, и старшие офицеры, такие как генерал-майор Эрвин фон Вицлебен, который рассказывал своим знакомым офицерам, что хотел бы быть там и видеть расстрел Рёма, — все они так радовались, что даже Бломберг нашел это неподобающим. Только один человек, отставной капитан, бывший высокопоставленный чиновник Имперской канцелярии Эрвин Планк, считал это ликование неуместным. «Если вы будете просто наблюдать, не пошевелив и пальцем, — говорил он генералу фон Фричу, — рано или поздно вас ждет такая же судьба» ^[58].