Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 109

Впрочем, Троцкий не исключал, что Великобритания и США сумеют избежать войны. Советские газеты «упрощают», когда пишут, что этот антагонизм, непрерывно обостряясь, приведет непосредственно к войне. «Слишком грозной штукой явилась бы война для обоих партнеров. Они еще сделают не одно усилие для соглашения и умиротворения» ^[804]. На фоне поднимающегося национал-социализма в Германии эти размышления конечно же могли вызвать только недоумение: ослепленные догматикой коммунизма, оппозиционеры, с Троцким во главе, не могли разобраться в проблемах мировой политики, не сумели предугадать грядущих блоков, союзов, взрывов; не определили вероятную расстановку сил на международной арене. Основным надежным источником информации ссыльный Троцкий продолжал считать коммунистические издания европейских стран и советскую «Правду», редактируемую не любимым им то ли левым, то ли правым Бухариным.

Наибольшее внимание Троцкий уделял китайским событиям. Он посвятил им три письма, адресованные Преображенскому. Первое было написано 2 марта, остальные — в конце апреля ^[805]. В печати как раз появилась информация о вооруженном восстании, вспыхнувшем 11–13 декабря 1927 г. в Кантоне (Гуанчжоу). Ответственность за вооруженное выступление взяла на себя китайская компартия в лице члена ее Политбюро Чжан Тайлэя. В городе был образован Совет народных комиссаров, предусматривалась организация других органов советской власти. Направленное непосредственно против правительства Гоминьдана восстание было легко подавлено вооруженными силами Гоминьдана и завершилось массовым кровопролитием (погибло свыше шести тысяч человек).

Троцкий полагал, что после такого поражения в Китае будет наблюдаться спад революционного движения, а влияние компартии ослабнет. При этом он высказывал убеждение, что левый Гоминьдан, руководивший правительством в Ухане, не является рабоче-крестьянской и даже революционно-крестьянской партией. Он возлагал некоторые надежды на повстанческие отряды Хэ Луна и Е Тина, несмотря на то что компетентный в китайских делах оппозиционер Альский, в 1926 г. работавший советником гоминьдановского правительства в Кантоне, считал иначе ^[806]. «Я нисколько не переоценивал восстание Хэ Луна, но тем не менее считал, что оно является последним сигналом в пользу необходимости пересмотра ориентировки в делах китайской революции» ^[807], — писал Троцкий.

Верный себе, Троцкий возлагал надежды на новый революционный подъем в Китае, который будет развиваться быстрыми темпами и в конце концов приведет пролетариат к революции. Но он был далек от того, чтобы призывать китайскую компартию к восстанию и захвату власти немедленно: «Задача состоит в том, чтобы компартия насквозь прониклась тем убеждением, что третья китайская революция может победоносно завершиться только диктатурой пролетариата под руководством компартии. Причем это руководство надлежит понимать не «вообще», а в смысле обладания полной революционной властью. А каким темпом придется строить в Китае социализм — это «будем посмотреть» ^[808].

В одном из «циркулярных писем» Троцкий с иронией, рассчитанной еще и на цензоров, читающих и копирующих его письма, указал на усиление репрессий правительства против оппозиции: «Дорогие друзья, благодаря левому курсу колонии большевиков-ленинцев так разрастаются, что создается все бо́льшая возможность перехода от индивидуальной переписки к коллективной. И здесь, стало быть, перевес социалистического начала полностью обеспечен» ^[809]. Может оказаться, что ирония Троцкого не была понята большинством ссыльных оппозиционеров, прежде всего их средним и низшим звеньями, воспринимавшими каждое слово, произнесенное Троцким, как догму и руководство к действию.

В циркулярных и личных письмах Троцкий разрабатывал комплекс внутренних вопросов, но подчеркивал, что «внутренние вопросы нужно поставить под международным углом зрения» ^[810]. Он пытался проанализировать «убийственные ошибки», допущенные в Германии — во время кризиса и Гамбургского восстания 1923 г.; в Болгарии — в связи с правым государственным переворотом 9 июня 1923 г. и сентябрьским восстанием того же года; в Эстонии, где катастрофой завершилось так называемое Перводекабрьское восстание в Таллине в 1924 г.; в Великобритании, где потерпела поражение массовая (называемая в то время всеобщей) забастовка 1926 г.; наконец, в Китае в связи со сложнейшей революционной ситуацией, политикой Гоминьдана и компартии, колебаниями советского руководства в китайском вопросе. Причину всех этих катастрофических для советского правительства и международного коммунистического движения неудач Троцкий видел в «оппортунистическом вмешательстве» органов Коминтерна (то есть советского руководства) в ход событий, осуществленном вразрез с логикой происходившего. «Под могущественными толчками империалистической эпохи массы снова левеют и приливают к нам. А когда ситуация достигает решающего обострения, мы оппортунистически срываем ее, а затем пытаемся авантюристически исправить неисправимое» ^[811].

Троцкий выражался очень сумбурно, неясно, с претензией на высокий стиль. Наверное, он хотел сказать, что ошибки и провалы в руководстве международным коммунистическим движением были результатом бюрократического стиля советского руководства, формально, а не творчески подходящего к делу революции. Можно было бы даже расшифровать, что под бюрократическим стилем понимается жесткий централизованный контроль международного коммунистического движения со стороны Коминтерна, советской компартии, Сталина. Наверное, были еще какие-то земные, естественные и в этом смысле более глубокие и понятные причины поражений европейских и азиатских коммунистических революций. Но лидер оппозиции оставался до мозга костей коммунистом и органически не способен был признать, что в основе неудач, заканчивавшихся, как и свершившиеся революции, кровавыми расправами, лежала оторванность компартий от большинства населения своих стран, неспособность коммунистических руководителей сплотить вокруг себя хотя бы «рабочий класс», не говоря уже о крестьянстве. Троцкий не желал принимать во внимание тот очевидный факт, что после 1917 г. компартии в Европе существовали и действовали в огромной степени благодаря финансовым вливаниям Москвы, а не революционному энтузиазму масс и оказывались в состоянии привлечь на свою сторону, да и то временно, только низы городского населения, маргинальные группы и небольшую часть левонастроенной интеллигенции, которая воспринимала коммунистические идеи умозрительно, абстрактно, как средство самовыражения и даже карьерного продвижения, как моду, как возможность сближения с загадочными советскими лидерами, а в некоторых случаях — по откровенно меркантильным соображениям.