Танец кровавых ма­ков - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Молчанова cтр.№ 37

— Хочется посмотреть, — смело заявила она, в ужасе ожидая, что он сейчас сдерет с головы капюшон и дальше все пойдет как в фильмах ужасов: раздирающий вопль и мелькание пяток.

Наркисс лишь ниже наклонил голову, прохрипев:

— А сердечко не разорвется, детка?

Катя решила больше не настаивать и перевела тему немного в другое русло:

— Вы родились таким?

Подумав, он ответил:

— Нет.

— Вас заколдовала злая колдунья? — прыснула в кулачок девушка.

Капюшон уставился на нее и она, посерьезнев, добавила:

— Просто, интересно.

Он долго молчал, Катя решила, тот больше не станет с ней разговаривать и лучше всего оставить его в одиночестве. Она уже готовилась так и поступить, но Наркисс неожиданно сказал:

— Когда-то я был очень красив. — Капюшон обратился к ней. — Краше Лайонела, настолько хорош собой, что те, кто видели меня, забывали дышать от восторга. Гордыня, точно червь, по кусочкам съела мое сердце, ожесточила душу, превратив ее в камень. Семья отказалась от меня, я менял женщин, друзей, а однажды посмеялся над уродиной. Ее так и звали «Уродина», кажется, никто ее имени даже в Линдосе [13] не знал. Она посмотрела на меня дольше обычного, проходя мимо. А я поднял с земли камень и швырнул ей в голову, разбив затылок в кровь. Я крикнул, чтобы она никогда не смела смотреть на меня. Уродина обернулась и, глядя мне прямо в глаза, сказала: «Смотреть не на что». Мои друзья тоже похватали камни, мы закидывали ее до тех пор, пока она не затихла, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Мы хохотали… А когда она уползала, оставляя за собой кровавый след, из ее разбитых губ я услышал песню, она пела что-то о моей красоте. Тогда мне стало страшно и омерзительно, я поспешил уйти, но пока шел, все оборачивался и оборачивался, потому что слышал булькающий хрип ее песни. — Наркисс сложил на животе руки, укутанные длинными черными рукавами.

— Когда звук ее голоса стих, я вновь посмотрел назад, но там уже никого не было. Посреди дороги лежали лишь грязные тряпки, в которые она укутывалась. Я вернулся на то место и в ворохе окровавленных одежд нашел сердце, все еще живое и бьющееся. Мои товарищи разбежались, а я остался, нашел палку, обломал ее, сделав острой, и воткнул в сердце. А из него, как из драного мешка, поднялся рой мух, облепивших меня с ног до головы. Сколько не хлопал я по своему прекрасному лицу, рукам, телу, пытаясь согнать их, они сидели крепко-крепко, как намертво приклеенные. Я давил их, мои пальцы вечно были мокры и воняли от слизких внутренностей, но ничего не помогало. Я ушел из родного города и странствовал в основном ночами, чтобы не видеть других людей.

Старейшина закряхтел.

— Спустя сорок лет, в одну лунную ночь мимо меня прошел человек. Мухи все разом взмыли, оставив меня, и полетели за ним. Он велением руки послал их мимо себя, как будто ничего естественнее и быть не могло. И я упал перед ним на колени, умоляя позволить мне пойти с ним. Он позволил, но прежде сказал, что никогда в жизни не видел кого-то более уродливого. Выслушав мою историю, он дал мне имя «Наркисс». И вот я тут. — Из рукава показался скрюченный белый палец, похожий на птичий, с длинным желтым ногтем, который исчез в капюшоне. — До сих пор чувствую щекочущее тепло прикосновений их цепких лап на своих губах.

— Та девушка наложила на вас проклятие? — с благоговейным ужасом прошептала Катя, не замечая, как близко наклонилась к старейшине.

— Я, конечно, долгое время так думал. Пока Создатель не объяснил мне: не было никакой девушки. «Уродина», что посмотрела на меня однажды, — это я сам.

Катя нахмурилась.

— Разве вы не сказали чуть раньше, что были очень красивы?

Нарикисс посмеялся.

— Что есть внешняя краса, если внутри живет урод? Не было девушки, ничего не было, только я и мухи из моего сгнившего сердца. Люди склонны много думать о следствиях, забывая искать причину. Люди подменяют истинные причины, кроющиеся внутри каждого, иными, чтобы не поколебать собственную любовь к себе.

— Вы все это знаете, но… но ведь вы не изменились в лучшую сторону? — изумилась девушка.

— Нет, — спокойно подтвердил он. — Осознание собственных ошибок далеко не всегда приводит к желанию их исправить.

Катя недоверчиво хмыкнула.

— Извлечь жизненный урок, это, конечно, немало! Но и не достаточно много, если тот, кто его извлек, не применил полученные знания на практике! В чем тогда вообще смысл?

— Смысл… — Наркисс откровенно расхохотался, отчего его капюшон заколыхался из стороны в сторону.

Девушка сконфуженно ковырнула носком туфли кровавый песок, и поскольку старейшина так ничего и не сказал, спросила:

— А вы тоже хотите, чтобы наступил День Искупления?

Он ответил быстро, но Катя все же уловила его заминку.

— Да, — произнес он и, точно для пущего веса, прибавил: — Несомненно.

После чего поднялся и зашагал к выходу из сквера. Обиженная и раздосадованная тем, что он даже не попрощался, Катя крикнула:

— А красота — это порождение сатаны? Наркисс остановился и, не оборачиваясь, произнес:

— А чье порождение сатана? — и, посмеиваясь, пошел дальше.

Посреди комнаты стояла тонкая бледная девочка с белыми, как снег, волосами и огромными фиалковыми глазами, одетая в детское розовое платье с оборочками.

Катя сидела перед ней на корточках, пристально глядя в глаза.

Йоро находился рядом, крепко держа Киру за руку. Олило с Вильямом разместились на кровати.

— Ты понимаешь, — мягко начала Катя, — нам просто необходимо знать…

Девочка помотала головой. Если она и понимала, то помочь им явно не собиралась. И несколькочасовые уговоры ровным счетом ни к чему не привели.

Катя протяжно вздохнула и, как попугай, в сотый раз повторила:

— Я бес?

Йоро отвернулся. Девушка подозревала, ему было тяжело смотреть на пытки его любимой.

С тех пор, как Киру привели в Тартарус, она не сказала и десяти слов, все больше отмалчивалась. Не поведала ни о том, как обращался с ней Павел Холодный, ни о том, что чувствует и чего хочет. Катя догадывалась, нуждалась девочка сейчас в одном: чтобы ее все, пожалуй, кроме Йоро, оставили в покое. Но поступить так — означало не узнать ничего нового и продолжать жить в мучительной неизвестности.

— Кира, — вмешался Вильям, поднимаясь с места и прохаживаясь по комнате: — разве нельзя как-нибудь ответить, не боясь, что судьба от этого сильно поменяется?

Девочка неожиданно яростно посмотрела на него.

— Вам кажется, я не хочу говорить из-за глупого упрямства, но если бы вы только видели то, что вижу обрывками я… — Она умолкла, с отчаяньем перевела взгляд на Йоро, точно прося помощи.