– Я тоже сделала свои дела.
– Как там твои котята? – спросил папа. Он никогда меня не спрашивал про кошачью клинику.
– Хорошо, – ответила я, потянувшись через стол, чтобы схватить стеклянный кувшин с молоком. – Змейка недавно родила, но я не могу найти котят. У Дурашки была глазная инфекция, но я промыла всё чаем из очанки.
– Вот это моя девочка, – ответил папа, и я села прямее. – Как твои оценки, Сефи?
– В летней школе? – Её вилка была на полпути ко рту. – Хм-м-м, не знаю. Наверное, я могу учиться усерднее.
– Я помогу! – предложила я. Это был рефлекс.
– Спасибо, – сказала Сефи, её благодарность была искренней.
Я улыбнулась в ответ. Со своими распушившимися от сна волосами и счастливыми глазами она снова стала похожа на мою сестру. Может, она не стала такой ужасной, как я думала. Я с новой энергией принялась за еду. Домашний сироп был далеко не так хорош, как покупной, который нам подавали в школе с оладьями, но все вместе это было в сто раз лучше, чем сухие яйца.
– Я ещё подумываю о том, чтобы устроиться на работу летом, – осторожно сказала Сефи. – Чтобы накопить денег на колледж.
Папа согласно кивнул.
– Это замечательная идея. Пег, а ты как думаешь?
Мама, кажется, решила рассмотреть эту идею:
– А кем ты хочешь работать?
Сефи вытерла капельку сиропа с подбородка.
– Я ещё не решила. Может, официанткой?
– Мы можем взять несколько бланков по дороге в школу, – предложил папа.
Казалось, что весь дом порхает вместе с нами. Всё было нормально. Даже лучше, чем нормально! Что-то хорошее случилось во время поездки мамы и папы, и это изменило их, изменило весь мир. Может, они сходили к экзорцисту. Мне было всё равно, лишь бы это не заканчивалось.
Это был не первый наш счастливый сбор с семьёй. Всякий раз, когда мы куда-то путешествовали и собирали пыхтящий старый фургон, папа становился счастливым, а когда он был в хорошем настроении, жизнь была самой лучшей. Может, на этот раз он навсегда сохранит свою радость, этакую банку со светлячками, которых навсегда сможет сберечь живыми.
Я даже не возражала против того, что он и Сефи собирались в город, а нам с мамой пришлось надеть нашу грязную рабочую одежду и отправиться в сад. Обычно я терпеть не могла работать на улице, пока не высохла роса. Мокрые ноги – это ужасно, а сорняки и грязь прилипали к моим пальцам и пробирались под ногти. Но в это туманное, душное утро мама напевала себе под нос, и я проведу с ней весь день.
– Вчера я делала приглашения на вечеринку.
Она склонила голову набок, как будто сначала не поняла, о чем я говорю.
– А, ну конечно! Завтра у тебя день рождения. А какой торт ты хочешь?
– «Дьявольский» с шоколадной глазурью. А сбоку с ванильным мороженым. – Я просила много, но в день рождения нам разрешили.
Мама рассмеялась. Это было похоже на песнь Каллиопы.
– Я это устрою. А сколько человек придёт?
– Я пригласила троих.
Она улыбнулась, и я могла бы свернуться калачиком под этой любовью, как под одеялом. Впервые за долгое время я почувствовала, что в моей жизни появилась надежда. У меня был лучший друг. Я за себя постояла у реки. Моя семья была относительно нормальной.
Резкий визг нашего телефона нарушил тишину. Мы с мамой помолчали, но потом продолжили:
– А ты сама сделала приглашения на вечеринку?
– Ага, – сказала я. – А сколько мы сегодня должны прополоть?
Мама снова засмеялась, но смех был грубее, чем в прошлый раз.
– Всё.
Я хотела поныть о том, что Сефи тоже должна помогать, но мне не хотелось разрушать волшебную шипучку, в которой мы все плавали. Вдалеке прогрохотала машина. Со стороны дома Гоблина донеслась трель краснокрылого чёрного дрозда. Краснокрылые чёрные дрозды любили болотистую местность.
Мама перешла через ряд и захлопала в ладоши.
– Только посмотри на этот чудесный шпинат! Мы можем съесть его на ужин. И жареную курицу. Вы не будете против снова поесть курицы? Я мечтаю о ней с самого дня разделки.
– Пег.
Я не слышала, как папа подошёл к нам сзади. Мама, видимо, тоже, потому что она резко развернулась, держа лопату наготове, как оружие.
– Донни. Что такое?
Сначала мне показалось, что он стоит в мерцающем тумане, который этим ранним утром кое-где виднелся, но потом я поняла, что он просто весь побелел.
– Донни? – повторила мама, роняя лопату и бросаясь к нему. Она положила руку ему на грудь, а когда он не ответил, обвила руками его талию. – Что случилось?
Он не обнял её в ответ.
– Напали на ещё одного мальчика, но на этот раз его не вернули.
У меня всё сжалось в животе, как будто у меня наконец-то начались месячные.
– Кто?
Папа не посмотрел на меня, а лишь уставился куда-то за тысячу километров над маминым плечом. Она чуть отошла назад.
– Кто это, Донни?
– Габриэль Уэллстон. Сын дантиста.
Моя кровь превратилась в грязь.
Если Габриэля похитили, то это моя вина.
Моя вина.
Сегодня утром я потеряла бдительность. Я была ужасно эгоистична, забыв обо всём, что Рики сказал мне прошлой ночью – что мальчики всё ещё подвергаются нападению. Моя семья вела себя нормально в течение нескольких часов, они отдали мне крошечный кусочек нормальности, и я не позволяла себе думать ни о чём другом.
Папа говорил так далеко, словно за тысячу миль:
– Это Бауэр звонил. Они арестовали учителя музыки. Коннелли.
Нетнетнетнет. Я побежала к своему велику. Я не могла дышать, не могла видеть, не могла чувствовать. Я была обнаженным нервом. Я схватила рюкзак, который свисал с моего руля, и закинула его за плечо.
– Кэсси! – закричала мама, но не попыталась меня остановить.
Я рванула к дому сержанта Бауэра, крутя педали так быстро, что дорога стонала под моими колёсами. Бауэр должен узнать то, что мог понять только ребёнок: не Впадина объединяла всех пострадавших мальчиков.
А то, что все они ездили на двадцать четвёртом автобусе.
Глава 43
Мой мозг мчался за телом, пытаясь догнать его. Но я не могла ради этого сбавить скорость. Я рванула за угол мимо дома Гоблина, потом мимо дома Фрэнка и помчалась по улице к сержанту Бауэру.
Мне нужно рассказать ему об автобусе.
Как только он узнает, то сможет найти Габриэля и вернуть его домой. Солнце уже грело верхушки деревьев, когда я въехала на подъездную дорожку к дому Бауэра.