Она пожала плечами и бросила тушь в пластиковый пакет для сэндвичей вместе с вишневым блеском для губ от «Бон Белл» и голубыми тенями для век.
– Тебе необязательно с нами тусоваться. Просто не мешайся под ногами.
Воздух между нами накалился.
– Сефи, ты же знаешь, что мама с папой не разрешают звать парней.
Она расстегнула свою верхнюю пуговицу и прошествовала мимо меня к лестнице.
– Они не узнают.
– Они узнают, если я им расскажу.
Она резко развернулась и схватила мой воротник, совсем как в кино.
– Если ты скажешь им, – прошипела она, – я расскажу всему миру, что ты спишь в шкафу и что ты даже не выходишь из своей комнаты по ночам, потому что боишься монстров. Я лично проконтролирую, чтобы Габриэль знал.
Её неожиданная ярость потрясла меня. Многие говорили мне гадости, но я никогда не ожидала подобного от Сефи.
– Мне все равно, кто там к тебе придёт, – сказала я, рывком высвобождаясь и топая в сторону гостиной. Я сделала так, чтобы она не заметила, как я вытираю глаза. – Но пусть лучше не мешаются, когда я буду смотреть телек.
* * *
Когда на подъездной дорожке остановилась машина, я не отрывала взгляда от телевизора. И даже не взглянула в окно, когда машина отъехала несколько минут спустя. На одну взволнованную секунду мне показалось, что тот, кто должен был прийти, передумал, но потом я услышала, как Сефи открывает дверь и слишком громко смеется над каким-то мальчишеским бредом. Тот, кто был здесь, должно быть, был слишком маленьким, чтобы водить самому. Я напрягла слух, пытаясь узнать голос, но чудовище Франкенштейна стонало слишком громко. Я устроилась поудобнее в кресле так, чтобы казаться сосредоточенной и в то же время небрежной.
Моё горло сжалось, когда Уэйн и Рики появились в гостиной, их одеколон влился сладким, душным облаком раньше них. Они принарядились, надели рубашки на пуговицах и джинсы, хотя день был жаркий, а температура в нашем доме поднялась примерно до средиземноморской с тех пор, как мы включили духовку. У Уэйна был синяк на подбородке, возможно, от того, как я случайно врезала ему у ручья. Оба парня выглядели мелкими в доме моего отца, неуместными.
Первым заговорил Рики:
– Что смотришь?
Я была готова впиться в него презренным взглядом за то, что он заставлял меня чувствовать себя выставленной на всеобщее обозрение в собственном доме, слишком резко воспринимая всё – убогость мебели, то, каким маленьким был наш телевизор, моё тело, но его сутулые плечи говорили о том, что он чувствовал себя так же неуютно, как и я.
– «Молодого Франкенштейна».
– Я никогда его не видел, – сказал Рики.
Я позволила моему взору смягчиться. Можно быть глупой, а можно быть глупой.
– Кэсси, развлеки Рики, ладно? – попросила Сефи, последней заходя в комнату, её голос был таким же дрожащим, как и лицо. – Я покажу Уэйну свою комнату.
– Да, дорогая Кэсси, – передразнил Уэйн, – прошу, развлеки Рики. Ему нравится, когда чешут за яйцами.
Уэйн засмеялся, когда Сефи его ударила. У Рики хватило приличия покраснеть.
– Пойдём, недоумок, – сказала Сефи, потянув за собой Уэйна. – Они же всего лишь дети.
– Уэйн всего лишь на год старше меня! – крикнула я, но они не слушали. Уэйн обнял Сефи за плечи, а она засунула руку ему в задний карман, и мне захотелось плакать, когда я подумала о том, что они будут делать в комнате Сефи. Не то чтобы я думала, что она вечно будет играть со мной в блуждалки. Я просто не понимала, когда она так перешла от нуля к доступности.
– Не думай, что я буду с тобой возиться, – сказала я Рики, слишком злая, чтобы даже взглянуть в его сторону.
Фильм дошёл до того места, где жители деревни штурмуют замок Франкенштейна, и это давало мне повод уставиться в телевизор, пока мой пульс не успокоится. К тому времени, как сцена закончилась, мне стало любопытно. Рики не произнес ни слова с тех пор, как сел. Краем глаза я видела, как он сидит на краешке папиного кресла, положив руки на колени, словно в церкви.
– Знаешь, можешь расслабиться, я не кусаюсь.
Рики взглянул на свои пластыри. Он немного напоминал мне Альберта – мальчика, которого Ингаллы усыновили в «Маленьком домике в прериях». Он был пугливым, с ямочками на щеках и даже мог бы быть симпатичным, если бы не сидел в моей гостиной со своими бородавчатыми пальцами.
– Зачем ты вообще пришёл?
Он поднял одно плечо и потом позволил ему упасть.
– Уэйн сказал, что будет весело.
– И ты всегда делаешь то, что скажет Уэйн? – Я чувствовала себя взрослой, когда говорила с ним. Как будто я могла говорить всё, что захочу. Эта власть удивила меня.
Снова это пожимание одним плечом.
– Он мой лучший друг.
Я почувствовала, как становлюсь больше, злее.
– Он едва ли с тобой разговаривает в автобусе. Больше похоже на то, что они с Крабом лучшие друзья.
Рики яростно заморгал, смотря на телевизор.
Я пошла во все тяжкие.
– На Краба правда напали второй раз?
Рики отдёрнулся назад, как будто я его ударила, и мой резкий стыд оставил кислое послевкусие.
Он пытался на меня взглянуть, но его глаза будто не могли так высоко подняться.
– Кажется. За большинством парней из Впадины гоняются, по крайней мере.
В телевизоре началась реклама. Первая была посвящена маргарину «Шифон». Мать-природа сидела в лесистой лощине и рассказывала сказку медведю и еноту. Обычно я обожала эту рекламу, но сейчас я просто не могла смотреть.
– В каком смысле?
На этот раз он посмотрел мне прямо в глаза. Теперь он напоминал Альберта ещё больше.
– Это противно, – предупредил он.
– Тебе необязательно рассказывать, – сказала я. И я не врала. Я попробовала грубить по полной, и мне это совсем не понравилось.
Он потянулся, чтобы провести рукой по корешкам, которые заполняли полки в гостиной.
– У вас много книг.
Я огляделась. Я к ним так привыкла, что теперь почти не обращала внимания.
– Мы читающая семья.
Я слышала, как однажды папе сказала это кассирша в магазине. Она похвалила его за то, что я такая умная, протягивая руку, чтобы игриво тронуть его за плечо.
Рики почесал свой нос.
– У меня в доме нет книг.
Я никогда не была в доме, где было бы так много книг, так что совсем не удивилась, что у него их нет вообще.
– Ни одной, – продолжил он. – Даже тех, которые мне мама читала в детстве. Или мачеха.
– Твои родители в разводе?