Мэгги Белл чрезвычайно интересно провела утро, слушая входящие и исходящие звонки. Первым был звонок суперинтенданту полиции в Лентоне. То есть инспектору Смиту, который говорил резкими и отрывистыми фразами, что неудивительно. Мэгги похолодела до самых кончиков пальцев, слушая короткое донесение. Затем мистер Фрэнк Эббот звонил в Лондон, в Скотленд-Ярд, чтобы переговорить с главным инспектором уголовной полиции Лэмом, но на месте его не застал. Пришлось ждать, пока тот перезвонит, потому что было воскресное утро.
Мэгги не вешала трубку часа два, и наконец позвонил главный инспектор уголовной полиции, а мистер Фрэнк ответил ему с фермы Томлинс. Может, в Лондоне он сержант Эббот, а здесь — просто мистер Фрэнк, и иначе его тут называть не будут. Мэгги, словно завороженная, слушала их диалог.
— На проводе Эббот, сэр. Решил незамедлительно доложить вам о происшествии — ту девушку убили.
Ворчливый голос на другом конце провода спросил:
— Ту, что рассказала историю об убийстве?
— Да, сэр.
— Убили, чтобы заткнуть ей рот?
— Не исключено. Возможно, это совпадение.
— Порой совпадения и вправду случаются. Да, любопытное дело. Думаю, мне лучше приехать. Встречайте меня в Лентоне на дневном поезде. Перед выездом я вам позвоню.
На ферме Томлинс своим чередом шло все то, чем обычно сопровождаются расследования убийств. Появились и уехали судмедэксперт, фотограф и дактилоскопист. Последней отбыла скорая помощь. Если погибшей девушке на ферме и было скучно, то в свой последний путь оттуда она отправилась, внезапно обретя популярность.
В кухне миссис Стоукс с покрасневшими и распухшими от слез веками угощала всех чаем с большими кусками домашнего пирога. Ни война, ни убийство, ни внезапная смерть не могли разрушить законы гостеприимства. Джозайа с мрачным видом встречал и провожал служителей закона. Каждый раз, когда миссис Стоукс оставалась с мужем наедине, она принималась плакать навзрыд и повторяла одно и то же:
— Никак не могу поверить, что это был Джозеф Тернберри.
Джозайа отвечал одинаково. Он яростно ерошил шевелюру огрубелыми пальцами и ворчал:
— А кто говорит, что это был он?
— Да ведь больше вроде некому. Пес-то не залаял. Он подал бы голос, если бы к дому чужой подошел.
Джозайа подергивал себя за волосы.
— Вряд ли это был чужой. И необязательно Джозеф.
Миссис Стоукс громко всхлипнула.
— Я с его матерью вместе в школу ходила, — пробормотала она и отвернулась, чтобы снова наполнить чайник.
К вечеру у всех обитателей Дипинга выработалась своя версия убийства. Больше половины соседей были вполне готовы поверить в то, что Мэри Стоукс настолько довела Джозефа Тернберри, что тот убил ее. Миссис Мэйхью, дородная кухарка из Эбботсли, прочитала по этому поводу длинную мораль Рут и ее сестре Гвен.
— Вот вы, девицы, ведете себя так, что я порой удивляюсь, как вас не поубивают. Нельзя мурыжить молодого человека дальше какой-то черты. Именно так я и говорила своей Эмми, когда за ней ухаживал Чарли. «Ты все-таки определись, девочка моя, — внушала я ей. — Если он тебе по сердцу, тогда забирай его, а если хочешь дать ему отставку, так скажи прямо. А ты его все накручиваешь и накручиваешь, а это добром не кончится. И потом не говори, что тебя не предупреждали».
Рут испугалась, а Гвен хихикнула и быстро вышла из комнаты. В Лентоне у нее был молодой человек, и она вовсе не возражала против того, чтобы его помурыжить. Но только, разумеется, не до убийства.
День шел своим чередом. Фрэнк Эббот встретил главного инспектора, прибывшего в Лентон без четверти семь вечера. Мисс Сильвер закончила читать замысловатые мемуары преподобного Огастеса Грэя. Сисели играла на органе во время утренней и вечерней службы. Вечером в церковь пришел Грант Хатауэй, а после на глазах всех прихожан удалился в компании Сисели и ее родителей. Нельзя сказать, счел ли Грант подобный поступок достойным. Он побеседовал с супругами Эббот, они поддерживали разговор, а Сисели даже рта не открыла. Если она и злилась на кого-то сильнее, чем на Гранта, так это на себя — за то, что покорно плелась домой вместе с родителями лишь оттого, что у нее не хватило духу шагать по Мэйн-стрит в одиночестве. Если он надеется, что чего-то добьется, досаждая ей подобным образом, то ему следует сначала хорошенько подумать. Сисели даже не попрощалась с Грантом.
Воскресенье закончилось, наступил понедельник. Девять дней минуло с тех пор, как Мэри Стоукс с визгом примчалась по тропинке из Рощи Мертвеца. За девять дней многое может произойти.
Глава 14
Главный инспектор сыскной полиции Лэмб сидел в гостиной дома на ферме Томлинс за массивным круглым столом на одной ножке. С него убрали альбомы с фотографиями и семейную Библию, а также салфетки, освободив полированную столешницу орехового дерева под пресс-папье, чернильницу, подставку для ручек и небольшой портфель, в котором лежала пачка бумаг.
Фрэнк Эббот, устроившийся в углу и приготовивший карандаш с блокнотом, поразился тому, насколько гармонично его шеф вписался в окружающую обстановку. Рослый мужчина в длинном пальто, с румяным лицом и густыми вьющимися темными волосами, уже чуть поредевшими на висках и макушке, вполне мог сойти за фермера в воскресной одежде. Родители миссис Стоукс, смотревшие с увеличенных фотографий по обе стороны камина, могли бы естественно и без особого труда принять его за родственника. Большие ступни, прочно стоявшие на стареньком ковре в цветочек, широкие крупные ладони, округлое лицо с тяжелым подбородком и хитровато-проницательные глаза делали его похожим на жителя небольшого английского торгового городка. В этом не было ничего удивительного, поскольку родом Лэмб был из крестьян и учился в деревенской школе. Когда он заговорил, в его голосе послышался провинциальный говор.
— Итак, тут у нас вот что, — начал он. — Этот малый Джозеф Тернберри — наиболее вероятный подозреваемый. Беда с вами, окончившими колледжи, в том, что чем больше у вас перед носом фактов, тем больше ваше образование мешает их разглядеть. Все для вас недостаточно умно, вам обязательно нужно еще что-нибудь раскапывать и рыть землю в поисках чего-то еще. Это как французские слова, о которых я вам толковал. Простой и понятный английский язык вам не по нраву — подавай что-нибудь этакое! — усмехнулся Лэмб. — Сразу вспоминается вчерашний ужин в гостинце: всякую ерунду преподносят под французскими названиями!
Фрэнк рассмеялся:
— Смею заверить вас, сэр, что эти блюда даже самих французов привели бы в ужас.
— Когда я вижу массу иностранных слов в меню провинциального отеля, то знаю, чего мне ждать. Это же показуха, а эти дурачки, наверное, полагают, что кто-то купится на их приманку. Так, вернемся к Джозефу Тернберри. Он наиболее вероятный подозреваемый, так что я допрошу его первым. Давайте его сюда.
Джозеф Тернберри вошел на плохо слушавшихся его ногах и остановился посреди комнаты. Руки у него тряслись, а лицо блестело от пота. Представ перед ужасным лондонским начальством, он попытался расправить опущенные плечи. Лэмб позволил ему немного постоять, прежде чем поднял голову от пресс-папье.