Фрэнк Эббот все записывал с бесстрастным выражением лица, что придавало ему еще более разительное сходство с портретом леди Эвелин, висевшим в Эбботсли. Он считал, что если Хатауэй врет, то неубедительно — настолько неубедительно, что его слова вполне могли быть правдой.
— Вы говорите, что женщина уехала. Что вы делали потом?
Грант слабо улыбнулся:
— С пяти часов вечера и дальше? У вас же все записано. По крайней мере, я помню, как инспектор Смит записывал мои слова сегодня утром, и, полагаю, эти записи у вас имеются. Не думаю преподносить вам какие-либо нестыковки. Я вышел из дома примерно в пять часов и некоторое время отсутствовал.
— Вы вышли из дома вместе с Луизой Роджерс?
— Нет.
— Сколько времени миновало между ее отъездом и вашим уходом?
Грант Хатауэй слегка дернул плечом.
— Несколько минут.
— Как вы объясните факт, что Агнес Рипли не слышала, как вы уходили?
— К сожалению, я никак не могу объяснить ее слова или действия.
— Вы пошли пешком, поехали на велосипеде или на машине?
— Пешком.
— Куда вы направились?
Ничего не выражавший взгляд Лэмба, от которого ничто не ускользало, тотчас подметил, что мышцы лица мистера Хатауэя напряглись. Грант, поняв, что лицо его выдает, совершенно намеренно расслабился. Он очень быстро принял решение и успокоился. Лучше выставить себя дураком, чем быть арестованным по подозрению в убийстве. А если нужно кем-то себя выставить, то надо сделать это легко и непринужденно.
— Я прошелся до перекрестка, обогнул ферму Томлинс и зашагал в Дипинг, — произнес он.
— Вы видели Мэри Стоукс?
— Нет, конечно. Я никого не видел. Просто хотелось прогуляться.
— В Дипинге кого-нибудь видели?
— Нет.
— Как долго вы отсутствовали, мистер Хатауэй?
— Я вернулся… — Он замолчал, нахмурившись. — Вернулся примерно в половине восьмого.
— За это время можно прошагать гораздо больше, чем… сколько там… от четырех с лишним до шести километров.
— Четыре с половиной. Нет, я одолел их быстрее.
— От силы за час. А что вы делали еще полтора часа, мистер Хатауэй?
Грант широко улыбнулся:
— Я находился в церкви.
— В пятницу вечером?
Он кивнул:
— Да. Проходя мимо нее, я услышал звуки органа и понял, что это репетирует моя жена. Она чудесно играет. Боковая дверь была открыта, я вошел и принялся слушать.
— Все полтора часа?
— Примерно. Жена ушла оттуда в семь, а до дома от церкви мне двадцать пять минут пешком.
— Миссис Хатауэй сможет это подтвердить?
— Нет. Она не знала, что я там находился.
— А кто-нибудь может подтвердить ваши передвижения?
— Боюсь, что нет. Миссис Бартон и Агнес отсутствовали. То есть Агнес вроде бы должна была отсутствовать. А она убежала сразу после того, как подслушала наш с дамой разговор?
— Да, сразу.
— Тогда вам придется поверить мне на слово. Или не поверить.
Лэмб постучал пальцами по столу. Он решил, что мистер Хатауэй держится весьма хладнокровно. Странная история, как он зашел в церковь и слушал, как его жена играет на органе… Наверное, лучшая версия, которую он сумел придумать: вероятно, ей поверят присяжные, если дойдет до суда. А может, это правда. Лэмб нахмурился и спросил мистера Хатауэя, что тот делал в субботу девятого января между половиной шестого и девятью или десятью часами вечера.
Мистер Хатауэй охотно ответил на данный вопрос, но не сказал ничего полезного ни для себя, ни для полиции. Придерживался того, что уже раньше говорил инспектору Смиту. В начале пятого он поехал на велосипеде в Дипинг. По дороге встретил жену, которая выгуливала собак, перебросился с ней парой слов, затем раздумал ехать в Дипинг и вернулся домой, где и оставался все последующее время.
— Вы вернулись в половине пятого?
— Да.
— И больше никуда не отлучались?
— Нет. Надо было разобраться с бумагами.
— Ваша экономка может подтвердить, что вы находились дома?
— Я ужинал в половине восьмого. Это может подтвердить и экономка, и Агнес. Позвольте спросить, почему вам нужно подтверждение именно на это время? Полагаю, тогда больше никого не убили?
Взгляд Лэмба оставался непроницаемым.
— Тело Луизы Роджерс перенесли в Дом лесника между половиной шестого и шестью часами. Мэри Стоукс увидела его там и с криками побежала к дому пастора. Если бы она сказала правду, убийцу наверняка бы поймали, а сама она осталась бы в живых. Но ей не хотелось признаваться, что она находилась около Дома лесника, поэтому Мэри заявила, будто видела тело в другом месте. Тем временем преступник перенес труп в подвал и спрятал его там или тогда же, или чуть позднее.
Грант чуть побледнел — не очень сильно, но заметно.
— Я не переодевался к ужину, — произнес он. — Думаю, миссис Бартон это вспомнит: я был в чистой и опрятной одежде. Разумеется, я не копал могилу в заброшенном подвале, ведь это грязная работа. Однако, как вы собираетесь заметить, я мог переодеться, выйти из дома и проделать все это уже после ужина. Вы ведь это намеревались сказать?
Внезапно Грант ощутил сомнение. Подобный выпад спровоцировали эмоции и его интуиция. А эмоции обладают печальным свойством выдавать человека.
Его мысли прервал голос Лэмба, ровный и приятный, с ощутимым провинциальным выговором:
— Не знаю, сказал бы что-нибудь подобное.
Грант рассмеялся:
— Но ведь подумали бы? Или нет?
Лэмб спросил:
— Что вы можете сообщить о своих передвижениях вечером в субботу, шестнадцатого, с половины восьмого и далее?
До этого момента Грант сидел в расслабленной позе, скрестив ноги и непринужденно положив на них руки. Теперь он заерзал, словно его тело почувствовало нараставшее напряжение. Или, возможно, Грант начал терять терпение. Несколько резко он ответил:
— Боюсь, мало что смогу вам сказать. Миссис Бартон и Агнес отсутствовали. Полагаю, они вернулись около половины одиннадцатого, но я их не видел, а они не видели меня. Агнес сообщила мне, что Мэри Стоукс убили предположительно после четверти девятого. Похоже, с алиби у меня не все гладко, так? Я сидел здесь, в кабинете, однако не могу этого доказать. Так что же дальше?
— Пока ничего, — произнес Лэмб. — Мне хотелось бы задать вам еще несколько вопросов. Вернемся к Луизе Роджерс. Вы говорите, что мисс Рипли верно изложила содержание телефонной беседы?
— Думаю, да.