— Что о нем говорить? Жанна Ивановна направила меня к
нему, а он стал расспрашивать меня об аварии.
— Когда направила?
— Вчера. Он принимал с одиннадцати. Я сразу же пошла.
Мне сделали снимки.
— А это зачем? — Андрей опустил меня на диван и
сам устроился рядом.
— Господи, Андрюша, он травматолог, как, скажи на
милость, он ещё может узнать, что там с моей головой?
— Послушай, детка, у тебя отличный врач, он вот уже
полгода тебя наблюдает, а ты идешь к какому-то коновалу и даже не удосужилась
поставить меня в известность.
— Он только пичкает меня таблетками и…
— А этот твой травматолог, он что, излечивает
наложением рук?
— Ты опять сердишься, — испугалась я.
— Разумеется. Речь идет о твоем здоровье. Ты знаешь,
что я пережил полгода затяжного кошмара. Если угодно, твое здоровье — это мой
пунктик. Почему бы тебе не считаться с этим?
— Я его боюсь, — совершенно неожиданно для себя
заявила я.
— Кого? — опешил Андрей.
— Твоего Эдуарда Витальевича.
— Что значит — боишься? — Муж взял меня за
подбородок, должно быть, с намерением заглянуть мне в глаза, но толку от этого
было мало, я упорно отводила взгляд. — Что значит — боишься? —
повторил он, теперь его голос звучал очень нежно. Я устроила голову на его
плече и вздохнула.
— Просто боюсь, — ответила я, потому что он ждал
моего ответа.
— Он что, сказал что-то такое…
— Нет-нет…
— Приставал к тебе?
— О господи, нет…
— Тогда что?
— Не знаю, Андрюша. Он так странно на меня смотрит,
точно я муха под микроскопом.
— Все эти светила медицины немного чокнутые, не стоит
обращать внимание. — По тому, как он это сказал, я поняла: муж успокоился,
все, что я говорю, для него теперь не более чем капризы взбалмошной
женщины. — Лучше всего послать всех врачей к чертям собачьим. По-моему, ты
совершенно здорова. Разве нет?
— Конечно, — согласилась я. — Ты знаешь,
почему я пошла в больницу…
— Послушай, детка. — Теперь он посадил меня к себе
на колени и гладил по голове, точно я была несмышленым ребенком. — Я очень
люблю тебя, и мне кажется… нам ведь хорошо вдвоем, верно? — Я кивнула,
пряча глаза, но не выдержала и спросила:
— У меня не будет детей? Никогда? Ты это точно знаешь,
поэтому так говоришь?
— О господи, Аня… Ты совершенно здорова, и дети у нас
будут, с какой стати им не быть? Прошу тебя, не забивай голову всякой ерундой,
ты вполне можешь стать матерью-героиней, если захочешь. — Он засмеялся, но
смех вышел натянутым, торопливо поцеловал меня, устроился поудобнее на диване и
потянул меня за руку, чтобы я легла рядом с ним. — Мне не нравится, что ты
так много думаешь об этом. У тебя какая-то навязчивая идея. Ты сама себя
пугаешь. Это глупо. В конце концов, нам совершенно некуда торопиться. Ты
успокоишься, и все придет само собой, никакие врачи не понадобятся. Я очень
люблю тебя, — прошептал он, а я улыбнулась.
На работу в тот день он так и не пошел. Мы отправились в
парк, где прогуляли до самого вечера. Вернувшись, я стала готовить ужин, а Андрей
устроился с газетой в лоджии, но в одиночестве ему не сиделось, и он вскоре
перебрался на кухню. Несколько раз я ловила на себе его настороженный взгляд.
— Хочешь, поужинаем в ресторане? — спросил он.
— Что? — Я не сразу сообразила, что он спросил, занятая
своими мыслями. — Извини… Нет, не стоит идти в ресторан, у меня уже все
готово… Все-таки это странно, что я ничего не помню, — вздохнула я.
— Ради бога, не начинай все сначала, У тебя была
тяжелейшая травма, просто поразительно, что ты осталась жива. Пять дней в коме,
две операции… Ты сама все прекрасно знаешь…
— Не знаю, — покачала я головой.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился
Андрей.
— Андрюша, все, что я знаю о себе, я знаю из твоих
рассказов. Это так странно. Двадцать четыре года абсолютного небытия, иногда
мне кажется, что меня и не было вовсе, как будто ты слепил меня из глины…
— Из ребра, — засмеялся он. — Я смастерил
тебя из своего ребра, как Адам Еву, правда, Адаму помогал господь… Впрочем, мне
тоже… Только благодаря его милости ты осталась жива. — Последние слова он
договорил, уже поднявшись, и обнял меня. — Не забивай себе голову. Эдуард
Витальевич убежден, что память к тебе вернется. Пройдет время, ты успокоишься…
— Я думаю, если бы у нас сохранились какие-то
фотографии, мне легче было бы вспомнить. Ведь у мамы наверняка есть мои
фотокарточки?
— Разумеется.
— А наши свадебные фотографии у неё есть? Мне бы очень
хотелось…
— Наверное, есть. — Голос его звучал слегка
недовольно. Я хорошо знала своего мужа и научилась распознавать его настроение
по малейшим изменениям в интонации.
— Расскажи, как мы познакомились? — попросила
я. — Вдруг я что-нибудь вспомню?
— Никакой романтики, — хохотнул он. — Мы
каждое утро садились в один троллейбус, четырнадцатый номер. Ты всегда вставала
у окна на задней площадке, а я на тебя смотрел. Однажды мы встретились вечером,
ты возвращалась домой от подруги, а я с работы. Я набрался смелости, подошел и
сказал: «Здравствуйте, меня зовут Андрей», а ты засмеялась и ответила: «А меня
Аня», и я пошел тебя провожать. Возле подъезда мы столкнулись с твоей мамой,
она шла из магазина и пригласила меня пить чай. Я ушел от вас где-то в
одиннадцать, а на следующий день встречал тебя из института. Через два месяца
мы поженились. Затем я получил назначение в этот город и уехал, а ты осталась в
Екатеринбурге. А потом… потом ты знаешь. — Он тяжело вздохнул и стал
смотреть в окно. — Твоя мама позвонила мне на работу, первым же самолетом
я вылетел в Екатеринбург. Я не знал, что меня ждет, застану ли я тебя живой… Извини,
я больше не хочу рассказывать. Я рад, что есть сегодня, понимаешь? Есть ты, я,
и мы вместе. Все остальное не имеет значения.
— Конечно, — улыбнулась я и поцеловала его, а
потом он меня, и мы на некоторое время забыли про ужин.