— А что они продают? — спрашивает она. Встречать кочевников ей еще не доводилось. В здешних танцбарах их не бывает.
В детстве Тапа каждое лето с нетерпением ждал таких гостей — его зачаровывали смуглые чужеземцы, приносящие из Тибета диковинные рассказы и товары. Украшения из кости яка и сласти из ячьего молока. Драгоценные камни и древние кости, найденные ими, пока рядом паслись их стада. Это воспоминание вызывает у него улыбку.
Покраснев от волнения, Тапа наклоняется к Бебо поближе.
– “Шанель”, — тихо шепчет он, приникнув к ее плечу. — Этот кочевник принес на продажу французские духи.
Оба хохочут. Далеко-далеко, в базовом лагере на Эвересте, белая женщина улыбается во сне.
У кочевника безоблачные синие глаза. Когда он стоит на пороге, ни одна крупинка его существа не трепещет перед божественной силой Багмати. Кожа у него золотисто-розовая, как вечер. Волосы длинные, до самой талии, — они струятся вниз буйной черной рекой. Но ни одна прядь не выбилась со своего места. Ветер, как и вода, не отваживается его тронуть.
Кольцо у него в носу — лишь тонкая золотая проволочка. Однако она сияет ярче всего, что видела Багмати. Ярче даже, чем его разноцветное ожерелье — гирлянда из кораллов, костей, бирюзы, ляпис-лазури и раковин каури.
— Что такое кораллы? — спрашивает Бебо, обрывая нить Тапиного рассказа. А он с таким трудом нащупывает ее дюйм за дюймом!
— Это деревья, которые растут в море, — отвечает он, еще не представляя себе, что случится дальше.
— А ты их видел?
— Да.
Он нырял на коралловых рифах, воровал кораллы и тайно переправлял их через границу. Он видел рифовых акул, черепах, дельфинов и редкого дюгоня. Большинство этих существ блестят и сверкают, их насыщенные цвета контрастируют с темным вулканическим пеплом, которым усыпаны многие острова. Но есть и такие, что сливаются с этим липким крошевом и выглядят как живые пятна.
Тапа сидит, держа разорванную нить своей истории. Он досадует на Бебо за то, что она нетерпелива, как ребенок, и перебивает его. Для этого он уже слишком стар. Рассказывать историю мучительно, все равно что впервые в жизни заниматься сексом. Кое-какие навыки приходят только с опытом. Но Тапа — не рассказчик и не слушатель. Он просто усталый контрабандист, предпочитающий оставаться незаметным. Словно бородавчатка, ползающая по рифам, — одни выпученные глаза да обросшая ракушками кожа.
И Тапа сдается. Он не знает, что будет дальше.
Придется сказать, что истории конец. Он опускает глаза и натыкается взглядом на ее жадное, висящее в тишине лицо.
— На чем я остановился? — спрашивает он.
— Разноцветное ожерелье кочевника ярче всего, что видела Багмати. А кольцо у него в носу сияет, как солнце… так я думаю.
— Да. Как солнце.
Он берет Бебо за руку и вновь окунается в море фантазии.
Когда Багмати глядит кочевнику в глаза, происходит что-то странное. Ее глаза становятся влажными, ресницы — мокрыми. Горный воздух наливается сыростью в преддверии дождя. Прежде такого не случалось никогда. Ее отец замечает это. Он зовет кочевника переночевать у них в доме. Утром он говорит, что готов отдать ему свою дочь в жены. Багмати, хоть и послушная девушка, возражает.
“Почему ты отсылаешь меня прочь, отец? — спрашивает она. — Я не хочу тебя покидать. Я хочу за тобой ухаживать”.
Но отец успел многому научиться у своей дочери. Всего за несколько лет она передала ему мудрость нескольких жизней. Теперь ему ясно, отчего перед природой благоговеют. То, что природа забирает одной рукой, она дарит другой. Из его слез родилась новая жизнь.
“Я, конечно, не бог, но знаю, что вам предназначено быть вместе, — отвечает он ей. — Иди с ним, и пусть он ведет тебя. Отыщи сердце Гималаев. А когда найдешь его, вспомни обо мне. Считай это моим подарком”.
Багмати покоряется воле отца, и молодые уходят. Так начинается путешествие на родину кочевника.
Она лежит далеко от людных равнин Катманду. Так далеко, что это расстояние не измерить ни в милях, ни в днях пути. Ты должна оставить позади муравьев в муравейниках, слонов и тигров в густых лесах. Должна пересечь луга и плато, долины и горные хребты, прежде чем доберешься до пиков. Там мало что растет — только мох да лишайник. А компанией тебе будут разве что во́роны да орлы. Ты все оставила позади. Здесь все окутано туманом, потому тебе и казалось, что за этими пиками нет ничего, кроме неба. И воздуха здесь не хватает. Твое сердце бьется чаще. Дышать надо быстрее. Тебе не хочется есть, потому что тебя держит за горло тошнота.
Но небо находится еще выше. Научившись смотреть сквозь туман, ты понимаешь, что сейчас ты только у коленей горных богов. Отсюда и дальше все твои выдохи обращаются в туман, а туман замерзает в лед. Кожа становится пергаментом. Пальцы немеют. Большинство людей останавливается здесь. Но не кочевник. Чем выше он поднимается, тем сильнее влюбляется в него Багмати.
Вдвоем они вступают в царство замороженной жизни. Снежные бури хлещут их ледяными простынями. Ночи они проводят в пещерах. Ни один человек не заметит этих пещер — замаскированные, они выглядят как гранитная стена, кромка ледника или начало теснины.
Кочевник всегда первым разжигает костер и растапливает лед, омывает ее руки и ноги, чередуя горячую воду с холодной, спасая их от синей смерти. Как-то вечером, когда он стирает иней с ее волос, она спрашивает: “А на что похоже место, где ты родился?”
Он снимает ожерелье со своей красивой, широкой шеи и надевает на нее.
“Это ожерелье из вещей, которые я собрал ребенком, — говорит он. — Сегодня ночью тебе приснится твой новый дом”.
Ночью, во сне, она оказывается в центре просторной белой равнины, окруженной горными пиками. Она не видит их, но знает, что они существуют. Они выше самых высоких пиков, известных людям. Ибо это горные боги — те, кому поклоняются Эверест, Нандадеви, Канченджанга и другие земные вершины, которые удалось покорить только горстке иностранцев, потративших на это целые миллионы.
Земля под могучим солнцем ослепительно бела. Однако здесь ничего не горит. Багмати чувствует кожей тепло, будто от костра, разведенного ее мужем.
Она делает шаг вперед. Белизна под ее ногой рассыпается в порошок. Это песок, перемешанный с кусочками кораллов, раковин и костей, в точности как ожерелье на ее шее.
Для Тапы Земля плоская. Пусть даже какие-то белые люди полетели на Луну, обернулись по дороге и сообщили всем, будто их родная планета круглая, — что с того?
— Ты сам-то видел хоть одно доказательство того, что Земля шар? — спросил он у Платона двадцать шесть лет назад, когда они сидели под баньяном около Рангунского университета.
— Да. Почему бы еще корабли исчезали за горизонтом?
— Потому что у людей слабое зрение. Нам не так повезло, как совам и леопардам. Иногда в солнечный день ты стоишь в одном конце короткой улицы, а другого не видишь. И не потому что дорога загибается — просто глаза тебя подводят.