Река забрала первого домашнего питомца Багмати, приблудного щенка, который пошел за ней в воду. Это было не единственное горе, которое река причинила девочке. Поскольку их домик все время подтапливало, родители уделяли ему больше внимания, чем детям. Ее, как старшую, продали в служанки. Хозяин гладил и ласкал ее при каждом удобном случае так же исправно, как хозяйка держала закрытой дверь столовой. Если взгляд голодного падает на снедь, он заражает еду неотвратимыми проклятиями.
В пятнадцать лет она восстала против логики выживания. Для ее родителей пожертвовать одним ребенком ради трех остальных было разумно. Однако она, жертва, отказалась смывать грязь с чужих тарелок и менструальную кровь вместе с хозяйской похотью — с себя.
Сбежав, она ночевала на улицах Тамеля до тех пор, пока не нашла работу в танцбаре. Она будет официанткой, сказал управляющий, до проститутки или танцовщицы еще надо дослужиться.
Он был одним из первых посетителей, обративших на нее внимание. Хотя танцбар посещало много иностранцев, он выделялся среди других. Толстый американец, он единственный заговаривал с официантками, старался, чтобы они сели рядом, пофлиртовали с ним и посмеялись.
Его заинтриговала ее робость. В отличие от других, она отворачивалась, заметив, как упорно он на нее смотрит. Это он поднес к ее лицу зеркальце, чтобы показать, сколько в ней обаяния. Жесткие курчавые волосы, высокие скулы, нос пуговкой и уклончивый взгляд — она была неотразима. Он принялся носить ей подарки. Цифровой фотоаппарат, сумочку, косметику. Как-то вечером он заявил ей, что она заслуживает инвестиции. Кроме нее, во всей Азии нет ничего по-настоящему чистого.
Когда она отклонила его предложение, он повысил ставку. Вынул с десяток кредитных карт. Пожалуйста, он готов расплатиться в любой валюте. Рупиями, долларами, батами, юанями. Ей остается только назвать цену.
Он начал с двухсот долларов. Каждый день добавлял понемножку, но наконец утомился и назвал сумму в десять тысяч. В тот вечер он здорово напился и уснул на диванчике в баре. Никто не мог поднять его, он был слишком тяжел.
В ту ночь она плакала. Ей претила эта торговля. Вместо американца она отдалась танцовщику. Одному из тех, кого выпускают для затравки перед гвоздем программы. Ее соблазнили его гладкая кожа, гибкий стан и лживые обещания. Через пять месяцев она с ним рассталась. Ей повезло, говорил он: уж очень она похожа на тех богатеньких студенток, что гуляют по торговым пассажам и манерничают в кофейнях. Иностранцы облизываются, глядя на них, так что в роли проститутки она может добиться большего, чем в роли жены.
Только разочаровавшись во всех своих романах, она поняла, что недооценила того американца. Ведь деньги — высочайшая форма уважения в мире. Все остальные только и знали, что тянуть их с нее, и лишь он предлагал обратное.
С тех пор Бебо держалась за эту философию, как Багмати — за истории, которыми отец усыплял ее, вызывая чудесные сны. Все в жизни имеет свою цену. Надо только добиться того, чтобы было чем за все это заплатить.
Как-то поздней ночью, уже почти ранним утром, Бебо стерла с себя косметику, пока мыла посуду. Хотя ноги у нее ныли от высоких каблуков, она не могла отдыхать, пока в доме есть грязные тарелки. Забитая раковина была ее худшим кошмаром.
Когда она драила сковородку, привычный запах моющего средства вернул ее в прежнюю пору изнурительного кухонного рабства. Вскоре после ее появления в том доме хозяйка стала уносить всю еду в столовую и закрывать за собой дверь, оставляя ее гадать, какие проклятия навлекают на голодных вечно сытые.
Багмати родилась в простой, бесхитростной нищете. Даже маленькой горстки монет было довольно, чтобы вызвать у людей улыбку. Но этой своей закрытой дверью хозяйка отправила ее туда, где ей больше не доставляли радости никакие суммы и даже те новые переживания, игрушки или пристрастия, которые можно было на них приобрести. Когда Бебо начала работать в танцбаре, бедность перебралась из ее быта к ней в голову.
Она покинула чужую кухню всего три года назад. За этот короткий период Бебо стала беднее, чем в годы, проведенные с родителями. Она переживала мгновения экстаза, грусти, веселья и смеха, но никогда — безмятежности спокойно текущей реки. Ибо ее заразила ненасытность. Она проникла из ее разума в тело, а из тела — в душу.
Бебо начисто вытерла лицо, расчесала и заплела волосы. В постели она решила накопить денег и сбежать из мира танцбаров раньше, чем поддастся фальшивой любви сутенера и будет вынуждена применять логику выживания к своим собственным детям.
Но вирус ненасытности крепок, и он опять взыграл, когда она увидела новейшую версию айфона в руках посетителя, тайком фотографирующего ее сзади. “Покажите снимок”, — потребовала она и восхитилась стильными приложениями новой модели и еще более стильным металлическим телом. Чтобы почувствовать себя симпатичнее, сексуальнее и счастливее, необходимо было вложиться в самый лучший телефон.
Через три месяца после покупки к ней вернулось смятение. Убить себя казалось заманчивым. Эта мысль была теплой и утешительной, как лапша, сваренная незнакомцем, который не хотел с ней спать. До тех пор, пока он не произнес слова “отец” и не напомнил ей о невинности, потерянной ею, как она думала, уже давным-давно. Раньше, чем материализовались реки, горы, долины и ледники, в ту пору, когда земля была еще плоской. Такой же плоской и нетронутой, как чистый лист бумаги.
Следующим вечером, сказав Тапе, что ненавидит дождь, она солгала. Стоя на его пороге, она не сумела набраться мужества и сказать, что это он, а не дождь вызвал в ней чувства, в забвение которых она инвестировала целую жизнь.
* * *
Ступа Боднатх царит над безотрадностью. Белый купол возвышается над окружающим его лабиринтом — ему уступают в росте даже отдаленные небоскребы. Он похож на гигантское яйцо, наполовину вылезшее из земли. Под шпилем художник нарисовал глаза Будды и его нос. Ярко-синие глаза с красным ободком и пронзительно-черными зрачками жгут Катманду взглядом. Эти сверкающие цвета украдены у зимородка, обитателя заболоченных гималайских предгорий — тераи.
Солнце выбелило город, рассыпавшийся под пустым небом, словно куча щебня. Все живое и яркое — цвета, эмоции, звуки, привязанности — обратилось в свои более блеклые ипостаси. Сидя на крыше, в ресторане с видом на святилище, Тапа винит в этом глаза Будды, сжигающие себя цветом.
Издревле здесь, на берегах Багмати, сменяли друг друга богатые царства, через которые велась торговля между горами и равнинами. Не так уж давно кончилась гражданская война. Кто-то застрелил короля за обеденным столом. Кто-то, кто сидел с ним рядом и, восстав против абсолютной тирании короля, чуть не уничтожил всю монархию на корню.
Но негодование не потухло. Оно заставляет рожденных в долине мигрировать — куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Даже в пустынях и дельтах больше достоинства, ибо они умеют следовать законам природы лучше, чем самая высокогорная страна мира. Здесь угли тлеют на льду.