Что упало, то пропало - читать онлайн книгу. Автор: Сабин Дюран cтр.№ 34

Я пыталась дышать. Я знала, что должна быть благодарна Эйлсе, и все же не чувствовала благодарности. По мере заполнения мусорного мешка я начала дергать головой, руки не находили себе места. Я сделала шаг из кухни, уцепившись за стопку садовых стульев, затем шагнула назад. Поставила ногу на одну из микроволновок, словно придавливая ее к месту. Потерла рукой грудь, пытаясь успокоиться, мне казалось, что сердце билось невероятно часто. Несколько раз сглотнула. В кухне стало теплее, несмотря на открытую дверь в сад. В нос ударил запах растений и серы.

Эйлса вымыла холодильник мыльной водой, потом побрызгала чистящим средством и вытерла насухо. Кое-что она вернула на полки – банку растворимого кофе, неоткрытую пачку с апельсиновым соком длительного хранения. Затем она встала и, не спрашивая меня, открыла шкаф рядом с холодильником.

Она оторвала еще один пакет для мусора и начала бросать в него консервы – печеные бобы, куриный суп, кусочки персиков в сиропе.

Я бросилась вперед и выхватила банку с персиками.

– С этими все в порядке, – резко сказала я. – Они не испорченные.

Это было любимое лакомство Фейт. Она добавляла их к рисовому пудингу. Я купила и персики, и пудинг специально для нее, когда думала, что она вернется. Эйлса, вероятно, собиралась их выбросить. Я протянула руку у нее перед носом и стала искать в шкафу пудинг.

– Верити, даже банка заржавела. Срок годности давно истек. Они несъедобные.

Я нашла пудинг и прижала обе банки к груди.

– Вы слишком усердствуете, – заметила я. – Никого не волнуют эти даты на упаковках. Их там ставят, чтобы заставить нас покупать больше, чем нужно.

Теперь, когда у меня получилось дать отпор, я почувствовала готовность пойти в атаку.

– Я не против, чтобы вы кое-что выбросили, – сказала я. – Но это уже просто смешно.

Эйлса скрестила руки на груди, засунув желтые резиновые ладони под мышки.

– Я понимаю. Но все связано, разве не видите? Вы одновременно привязаны к этим запасам, и они же вас подавляют. Вы боитесь пустоты, которая ассоциируется с чистотой. Все эти вещи вы воспринимаете, как часть себя. Используете этот ваш склад вещей, чтобы избежать эмоций, которые трудно пережить. Вы таким образом справляетесь с беспокойством. Это трудно, Верити. Трудно. И тревога вернется. И горе по матери и по сестре. Но я здесь, и мы сделаем это вместе.

Мне не нравилось, как она говорила, как повторяла «этот ваш склад вещей», с каким драматизмом произносила «это трудно». Мне не понравилось, что она еще приплела мою сестру. Она явно что-то специально узнавала, а теперь наслаждалась звуком собственного голоса, своей вовлеченностью в дело, установленной связью с субъектом, то есть со мной. Ей нравилось строить из себя психолога и ощущать себя моей спасительницей.

– Похоже, вы почитали кое-что в «Википедии», – заметила я. – И что искали? Патологическое накопительство? Я смотрела шоу по телевизору. Это другое.

– Но похоже на него.

– Это не патологическое накопительство. Я не такой человек. Я не больна.

– Конечно, не больны. Вы прекрасный, высокоэффективный человек. Я уверена, что причины всего этого лежат где-то глубоко, в вашем прошлом.

– Например?

– История вашей матери про антропоморфизм, как она переносила человеческие свойства на неодушевленные предметы. И еще я вспомнила рассказ про то, как вы с Фейт заполнили шкаф вещами какого-то умершего старика, и о реакции вашей матери на это. Ее это тронуло и, вероятно, немного развеселило, но вы это восприняли так, будто вещи заставили исчезнуть все ее горе по вашему отцу. Я вижу, как рано вы стали ассоциировать вещи с эмоциями. Но, Верити, все это, – она обвела кухню рукой, – говорит о психологических проблемах. Это ненормально. Разве понимание того, что это психическое расстройство, не поможет? Вы не должны так жить, и можно что-то сделать, чтобы с этим справиться.

– Психическое расстройство? Наша культура полна навязчивых идей. Все дело в определении, Эйлса. Общество определяет то, что считает «нормальным», но эта нормальность сама по себе зависит от прихотей и субъективных ценностей времени. – Я, как это часто бывает, искала убежище в языкознании, но мой голос звучал неестественно резко. – Так, гомосексуализм считался «психическим расстройством» до семидесятых годов прошлого века.

– Если вы несчастливы, если это вредит качеству вашей жизни…

Она замолчала, опустив глаза. Она не знала, как теперь со мной разговаривать – происходящее не укладывалось в рамки нашей дружбы. У Эйлсы не было ни утонченности, ни образования. Я почувствовала подлое мстительное удовлетворение от этой мысли, внутреннее ядовитое злорадство – я могла использовать ее неуверенность против нее.

– Я счастлива.

– Хорошо.

Эйлса начала сворачивать мешки для мусора в неровный рулон, по-прежнему не глядя мне в глаза. Моя победа теперь не казалась такой значимой.

– Я все же должна сказать… – снова заговорила она. – По крайней мере, то, что снаружи: внешний вид дома, канализация, сад… Я обещала Тому, что до нашей вечеринки…

Я выпрямилась и расправила плечи.

– Ничто из этого Тома не касается.

Она убрала волосы с лица.

– Но дело в том, что касается. У нас есть общая стена и сливные трубы. Ему очень не нравится запах. Он думает, что там что-то застряло, блокирует слив, или вода где-то застаивается. Он уже говорил о том, чтобы обратиться в муниципалитет. До сих пор мне удавалось убедить его, что мы можем спокойно решить этот вопрос между собой, но если мы с вами не придем ни к какому компромиссу… – Эйлса моргнула, словно пытаясь избавиться от соринки в глазу. – Меня беспокоит то, как далеко он может зайти.

Склонив голову набок, она маленькими круговыми движениями провела пальцами по морщинам на лбу. Что-то черное, маленький кусочек грязи с крышки одной из банок, прилипло к ее щеке. Она снова занялась мусорными мешками и перевела взгляд на дверь кухни. Мысленно она уже из нее вышла.

И мне внезапно показалось очень важным, чтобы она не уходила. Это было очень острое, сильное чувство. Я с неохотой опустила пудинг и персики в пакет с мусором.

– Простите.

Я наклонилась, достала из ведра тряпку и, отвернувшись от Эйлсы, присела на корточки и принялась оттирать томатный соус с дверцы духовки. Он уже засох и знатно прилип, но я не сдавалась, отколупывая его ногтями. Отвратительно, что я оставила его так надолго – не дни, не недели – месяцы. Может быть, годы. Я не обернулась, едва дыша, но услышала, как открылся верхний шкаф, затем шуршание пластика и, наконец, успокаивающий звон.

Она работала весь день. Не могу сказать, что мне было легко. Эйлса собрала все, что считала «мусором», в мешки, и расставила их вдоль дорожки, ведущей к дому. Должна признать: пока они стояли там, я чувствовала, будто связана с ними невидимой нитью. Я очень остро ощущала их присутствие, и меня тянуло к ним, словно Эйлса вывела на улицу Моди и оставила там. У меня было ощущение, что никто и не верил, что я позволю им остаться там надолго, у их изгнания есть свой срок.