– Что ты решишь с ФБР? – Дойл понял, что я не
намерена точно последовать совету Галена.
– Я познакомлюсь с местным агентом и передам ему
сообщение для Джиллета.
– И какое же сообщение?
– Что я не ребенок и ему не управиться со мной такими
методами.
Холод нахмурился.
– Ты позвала в ситхен человеческую науку, чтобы
расследовать эти убийства. Это все хорошо, но я достаточно уже знаю об их
системе, чтобы согласиться с Галеном. Нам не следует вступать в конфронтацию с
ФБР.
– Потому что позже они могут нам понадобиться, –
добавила я.
– Именно так, – кивнул Холод.
Редкий случай, чтобы Холод и Гален так точно сошлись во
мнениях. Это значило, что скорее всего они правы.
– Я постараюсь не задеть их гордость, но если мы
проявим слабость, они не уйдут и будут затягивать все, что можно. У нас нет
времени на их подковерные игры. К тому же это наш ковер.
– Тогда давай напомним об этом их командирам, –
посоветовал Дойл. – И полицейским, и федеральным. – С этими словами
он предложил мне руку, и я оперлась на нее, чувствуя твердость мускулов под
кожей куртки. И тут я припомнила, что мое зимнее пальто так и осталось в
аэропорту, если кто-то не додумался его оттуда вытребовать. Мне нужно было
найти какую-то теплую одежду, чтобы выйти на декабрьский морозец. Я задумалась,
у кого мне занять пальто.
Онилвина мы послали к целителю. Я так и не решила, верить ли
ему. Вздумал ли он опередить всех в надежде снискать мое расположение, или у
него на уме было что-то еще? Что-то более зловещее? А может, я просто искала
причину не ложиться с ним в постель. Может, и так. А может, мое недоверие к
Онилвину было не напрасным.
Глава 12
Дойл с Холодом проводили меня в мою комнату переодеться, а
заодно и прихватить что-нибудь потеплее. Не знаю, кто одолжил мне меховой плащ,
но он был по размеру, подол едва касался пола. Кремово-золотистый мех с
янтарным блеском, переходящим в почти красный. Исключительно красивый мех, но у
меня к нему возникло смешанное чувство, как обычно к меховым пальто: я считаю,
что мех гораздо лучше выглядит на живом звере. Вообще-то я попробовала
объявить, что хочу что-то кожаное или даже вязаное, но сидхе веками не держали
домашних животных, а потому шерсть и кожа стали дефицитным товаром. Кроме того,
Холод заверил меня, что хозяина этого меха съели после того, как убили.
– А что это за зверь? – поинтересовалась я. Я
никогда не видела такого меха.
– Тролль, – спокойно ответил он.
Я перестала гладить мех. Живых троллей я не встречала, но
знала, что они являются разновидностью фейри. Тролли – разумные создания; пусть
не самого большого интеллекта, но они обладают собственной культурой!
– Но это же не звери... Это уже похоже на каннибализм!
– Он и не говорил, что это зверь. Это ты так
решила, – заметил Дойл. – Ну, мы идем? Полицейские ждут.
– Что, вы оба не могли догадаться, что если я не люблю
носить шкуры пушных зверей, то изделие из разумного существа понравится мне еще
меньше?!
Холод вздохнул и снова уселся в огромное черное кресло,
удручающе хорошо вписывавшееся в новую обстановку моей комнаты, выбранную
королевой. Мебель замечательно подошла бы для порновидео в готическом стиле, а
может, для похорон, где покойнику уделяется несколько необычное внимание.
– Этого тролля убил я. Мех – мой трофей. Не понимаю,
что тебя смущает. – В черном кожаном кресле Холод казался
призрачно-бледным, а меховое пальто придавало ему странно декадентский вид. Это
длинное пальто из серебристых лис вернули служащие аэропорта. Я предположила,
что кожаные вещи пропали, потому что никто не мог с уверенностью назвать их
владельцев, а мех остался, ибо кому, кроме одного из моих стражей, могла
принадлежать шуба до пят, скроенная на широченные плечи?
Я повернулась к Дойлу.
– Это все равно что носить пальто из человеческой кожи.
Дойл схватил меня за локоть, больно, до синяков. На лице его
была написана та же ярость, с какой его рука сжимала мою плоть.
– Ты – принцесса Неблагого Двора. Когда-нибудь ты
станешь править нами. Тебе нельзя проявлять столько слабости, если ты надеешься
выжить!
В его черных глазах сияли яркие цветные точки, будто рой
психоделических светлячков. У меня закружилась голоса, но в следующее мгновение
я твердо стояла на ногах и могла спокойно смотреть в его глаза. Если бы он хотел
меня зачаровать, наверное, мне не удалось бы так легко сбросить наваждение, но
эту силу вызвал гнев, а не воля. Гневу противостоять легче.
Холод вскочил на ноги.
– Дойл, все не так страшно...
Голос его звучал неуверенно, и я знала почему. Перед ним стоял
Дойл, его капитан, – надежный, стойкий, бесстрастный Дойл. Он никогда не
выходит из себя, никогда!
Дойл притянул меня к себе, и я ощутила, как накапливается в
воздухе энергия – его сила готова была развернуться. Он прорычал мне в лицо:
– Не хочешь носить кожу нашего достойного врага? Нас
ждет полиция, наши люди стоят на холоде, а тебе, видишь ли, пальто не нравится!
Какие тонкие чувства для женщины, которая только что трахнулась на полу у всех
на глазах с первым встречным!
Я глазела на него с открытым ртом, слишком потрясенная,
чтобы как-то среагировать.
– Дойл! – Холод шагнул к нам и протянул ко мне
руку, словно хотел оттащить меня от Мрака. Но рука упала, потому что Холод, как
и я, не мог представить, что сделает Дойл, если попытаться вырвать меня из его
рук. Дойл был так не похож на себя, что я испугалась, и Холод, видимо, тоже.
Дойл запрокинул голову и закричал. В этом звуке было такое
страдание, такое беспредельное одиночество... Крик завершился воем, от которого
у меня волосы встали дыбом. Он вдруг резко отпустил меня, почти толкнул к
Холоду. Холод поймал меня и поставил себе за спину, загородив широкими плечами
от своего капитана.
Дойл рухнул на пол, черная кожа плаща разметалась вокруг
него, коса свернулась змеей.
Я не сразу поняла, что он рыдает. Мы с Холодом обменялись
недоуменными взглядами. Ни один из нас не мог понять, что случилось со стоиком
Дойлом.
Я шагнула к нему, но Холод удержал меня и покачал головой.
Он был прав, но сердце у меня сжималось. Слышать этот плач сломленного человека
от Дойла было невыносимо.
Холод опустился на колени рядом с ним и положил белую руку
на черное плечо Мрака.
– Капитан... Дойл, что тебя гнетет?
Дойл закрыл лицо руками и согнулся едва не до самого пола.
Он свернулся в комок, а голос его прозвучал глухо от слез и еще более глухо –
от ярости.
– Я не могу... – Он поднялся на четвереньки, низко
повесив голову. – Я не могу это вынести.