J., обладателю моей руки и моего сердца; тому, кто помогает
мне играть во тьме, а не жить в ней.
Благодарности
Всем моим друзьям, писателям и не писателям, кто пока меня
любит, несмотря на то, что большинство бесед по телефону в последнее время
начинаются с "Привет, пропажа". Надеюсь в будущем видеть вас почаще.
Глава 1
Ненавижу пресс-конференции. А особенно ненавижу, когда
приличную часть правды приказано скрыть. Такой приказ исходил от Королевы
Воздуха и Тьмы, повелительницы темного двора фейри. Неблагой Двор – это власть,
которой лучше не перечить, будь ты хоть принцесса этого двора. Я как раз и есть
принцесса, племянница королевы Андаис, хотя особой пользы мне это никогда не
приносило. Улыбаясь плотной стене репортеров, я очень старалась не выразить на
лице эти мысли.
Королева никогда еще не пускала такую толпу журналистов в
самое сердце земли неблагих, в наш полый холм, в ситхен. Это наше убежище, а в
убежище не водят репортеров. Но после вчерашнего покушения пришлось на это пойти
– в качестве меньшего зла. Резон был в том, что внутри ситхена магия защитит
меня успешней, а то вчера в аэропорту меня едва не застрелили.
Пресс-атташе нашего двора, Мэдлин Фелпс, указала на первого
репортера, и допрос начался.
– Принцесса Мередит, вчера у вас на лице была кровь, но
сегодня единственный след от случившегося – рука на перевязи. Какие травмы вы
вчера получили?
Моя левая рука действительно покоилась на зеленой холщовой
перевязи, почти незаметной на фоне жакета. Я была одета в рождественские цвета,
в красный и зеленый цвета Йоля
[1]
– радостно, празднично и
по сезону. Зеленый жакет и красная блузка. Волосы у меня еще краснее, чем
блузка. Самая неблагая моя черта – алые волосы сидхе
[2]
, сидхе
скарлет, лучший цвет для тех, кто хорошо смотрится в черном. Ничего общего с
золотистым или апельсиново-рыжим цветом человеческих волос. Цвет жакета
подчеркивал яркую зелень двух концентрических кругов в моих трехцветных
радужках. Третий круг, золотой, временами вспыхивал под светом прожекторов,
словно настоящий металл. Глаза у меня точь-в-точь как у благих сидхе –
единственная черта, напоминающая о том, что моя мать принадлежит к золотому
двору. Ну, как минимум наполовину принадлежит.
Я не узнала репортера, задавшего вопрос. Новое для меня
лицо, может, только после вчерашнего и появился. Поскольку вчерашнее покушение
состоялось практически на глазах – точнее, на объективах, – прессы, часть
репортеров пришлось оставить снаружи, потому что все они в зале не помещались.
Пресс-конференции привычны мне с детства, но такой массовой никогда еще не
было. Даже когда убили моего отца, журналистов собралось меньше. Меня учили,
что к репортерам следует обращаться по имени, если они тебе знакомы, но тут я
могла только улыбнуться и сказать:
– Отделалась растяжением. Мне вчера крупно повезло.
Вообще-то рука пострадала не в том покушении, которое попало
на пленку. Нет, ее повредили во втором – или это было третье? – покушении
на мою жизнь. Но две последние попытки произошли внутри ситхена, где мне вроде
бы полагалось быть в полной безопасности. Единственное, почему королева и мои
телохранители считали, что мне безопасней находиться здесь, чем в мире
людей, – это потому, что заговорщики, стоявшие за покушениями на меня и на
королеву, были арестованы или убиты. У нас вчера едва не свершился дворцовый
переворот, а пресса об этом и не подозревала. Одно из древних людских
наименований для фейри – скрытый народ. Вполне нами заслуженное.
– Принцесса Мередит, у вас на лице вчера была ваша
собственная кровь?
На этот раз женщина, и знакомая.
– Нет, – ответила я. На лице у журналистки стало
проступать понимание, что от нее отделались односложным ответом. Глядя на ее
мимику, я улыбнулась по-настоящему. – Нет, Шейла, это была не моя кровь.
Она улыбнулась мне – этакая блондинистая штучка, выше
ростом, чем я на любых каблуках.
– Можно мне еще вопрос, принцесса?
– Нет-нет, – вмешалась Мэдлин, – только по
одному вопросу.
– Все в порядке, Мэдлин. Пусть спросит.
Наша пресс-атташе повернулась ко мне, дернув переключатель
на поясе, чтобы микрофон не уловил ее слова. Я поняла намек и подвинулась к
ней, прикрыв свой микрофон ладонью.
Мэдлин наклонилась ко мне через стол. Длина юбки позволяла
ей сделать это, не ослепляя сидящих в зале репортеров зрелищем белья. Покрой ее
платья, как и цвет, полностью соответствовали моменту. В ее обязанности входило
всегда знать, что допустимо, а что – нет. Она была у нас представителем от
людей в куда большей степени, чем любой посол из Вашингтона.
– Если Шейла задаст уточняющий вопрос, это начнут делать
все. Нам станет трудней работать, мне и вам.
Она была права, но...
– Скажите им, что это – исключение. И пусть задает.
Мэдлин подняла искусно подправленные брови, но сказала:
"О'кей". С улыбкой поворачиваясь к репортерам, она стукнула по
рычажку микрофона.
– Принцесса разрешит Шейле задать уточняющий вопрос, но
дальше мы вернемся к прежнему правилу. По одному вопросу от человека.
Она указала на Шейлу и поощрительно кивнула.
– Спасибо за возможность уточнить вопрос, принцесса
Мередит.
– Прошу вас.
– Если это была не ваша кровь, то чья же?
– Моего телохранителя Холода.
Камеры дружно блеснули вспышками, так что я на миг ослепла,
и всеобщее внимание переместилось мне за спину. Мои стражи встали у стены
шеренгой, охватывающей наш помост и загибающейся в зал. Одеты они были на все
вкусы – от пиджачных пар до полной брони в стиле готского клуба. Единственное,
что объединяло все костюмы, – это оружие. Вчера мы пытались соблюсти
приличия в отношении оружия – все стволы под одеждой, только выпуклости в неположенных
местах заметны. Сегодня пистолеты под плащами и пиджаками остались, где и были,
но к ним прибавились и пистолеты на виду, и еще мечи, ножи, топоры и щиты. Да и
число стражей сегодня было больше чуть не втрое.
Я оглянулась на Холода. Королева велела мне не заводить
любимчиков среди стражей. Она дошла до того, что запретила мне даже томным
взглядом выделять кого-нибудь одного в присутствии других. Мне это требование
показалось странным, но она – королева, и спорить с ней небезопасно. И все же я
оглянулась. В конце концов, он спас мне жизнь. Неужто это не стоит
одного-единственного взгляда? Для королевы, моей тети, у меня найдется
оправдание: пресса сочла бы странным, если бы я не выразила ему благодарности.
Что было правдой. Только посмотрела я на него потому, что мне хотелось на него
посмотреть.