– Я не так хорошо ее знал, чтобы хотеть убить. –
Он с трудом поднялся на ноги, и Адайр с Аматеоном тут же шагнули вперед без
всякого приказа и взяли его за локти, словно он уже был арестован. Похоже, я
была не одинока в своей неприязни к Онилвину.
Он продолжал настаивать на своей невиновности тем же глухим
голосом, словно у него был жуткий насморк, только я знала, что его душит его
собственная кровь.
– Молчи! – приказал Дойл, не то чтобы прикрикнул,
но подействовало не хуже.
Онилвин умолк было, но едва Гарри Хоб начал говорить:
"Я видел...", прервал его:
– Он врет.
Гарри вернул себе внимание слушателей, заорав так громко,
что в буфетах задребезжали чашки:
– Я вру?! Я? Чтобы врать в волшебной стране, надо быть
сидхе!
Дойл встал между ними и жестом велел замолчать обоим.
– Хоб, ты видел, как Онилвин убил Беатриче? – Дойл
повернулся к издавшему какой-то звук Онилвину: – Если ты еще раз прервешь его,
я велю тебя отсюда вытащить.
Онилвин хмыкнул и сплюнул кровью на кухонный пол.
Мэгги-Мэй двинулась к нему, занося над головой железную
кастрюльку.
– Нет, Мэгги, – остановил ее Дойл. – Хватит с
нас твоих богартовых штук.
– Богартовы штуки? Ой, Мрак, если ты решил, что это
были богартовы штуки, ты настоящего богарта и не видел-то никогда. – В ее
золотых глазах появилось что-то по-настоящему пугающее.
– Не вынуждай меня выставить тебя из твоей же кухни,
Мэгги-Мэй.
– Ты не па-асмеешь!
Он просто глянул на нее, и этого хватило. Она попятилась
назад, что-то ворча себе под нос, но кастрюлю поставила на место и отошла в
дальний угол. Собаки клубились у ее ног мохнатым прибоем.
Дойл снова посмотрел на Гарри Хоба.
– Спрашиваю еще раз: ты видел, как Онилвин убивал
Беатриче или репортера?
– А зачем он явился на кухню вперед всех вас, как не
затем, чтобы доделать дело? Почему ты его не спросишь?
Голос Дойла стал еще ниже и окрасился гневом, едва не
превратившись в рычание:
– Я спрашиваю тебя в последний раз, Гарри. Не ответишь
мне просто и прямо, велю Холоду трясти тебя, пока не посыплются ответы.
– Ой, нет, Мрак, зачем же угрожать старому Гарри?
– Старому Гарри? – оскалился в ухмылке
Дойл. – Не перед нами тебе козырять возрастом. Я тебя помню младенцем,
Гарри. Я помню, когда у тебя была ферма и человеческая семья, за которой ты
приглядывал.
Гарри набычился, взглянул на него почти так же враждебно,
как на Онилвина.
– Не надо будить тяжкие воспоминания, Мрак, –
хмуро сказал он.
– Так ответь мне, и никто здесь не узнает, как ты
потерял свой дом.
– Ты не расскажешь, – буркнул Гарри.
– Скажи мне правду, Гарри Хоб, или я скажу ту правду,
которую ты не хочешь слышать.
Гарри уставился в пол. Он будто стал меньше и уязвимей,
зажатый между двумя высокими стражами. Может, он играл в расчете на сочувствие,
но если так – он плохо выбрал зрителей.
Дойл опустился на колени перед ним, заглядывая в глаза.
– Ну, Гарри, в последний раз: ты видел, как Онилвин
убивал Беатриче и/или репортера?
Это "и/или" было сказано очень правильно, не то
Гарри имел бы пространство для уверток, в случае если он видел только одно
убийство, но не два.
Он ответил, не поднимая глаз:
– Нет.
– Что значит "нет"?
Теперь Гарри поднял голову, темные глаза горели гневом:
– Нет, я не видел, чтобы лорд деревьев убивал мою
Беатриче или человека.
– Тогда почему ты от него прятался?
– Я не знала, что он здесь схоронился, – сказала
Мэгги-Мэй. – Может быть, Мра-ак, что он прятался не от древесного лорда.
– Очень хорошо, – оценил Дойл, поблагодарив ее
кивком. Он встал и повторил вопрос с поправкой Мэгги: – Почему ты прятался,
Гарри?
– Я увидел его. – За руки его держали, так что он
мотнул головой в направлении такого же обездвиженного Онилвина.
Мы ждали продолжения, но он, похоже, решил, что этого
достаточно. Дойл поторопил его:
– И почему ты решил спрятаться, едва его увидев?
– Подумал, что он был ее любовником-сидхе, вот как.
Я не могла удержаться. Я засмеялась. Гарри ответил мне
мрачным взглядом.
– Прости, Хоб, но Онилвин даже меня не считал подходящей
для себя партией. Утверждал, что во мне слишком мало крови сидхе. Не
представляю, что он взял бы в любовницы вообще не сидхе.
– Благодарю, принцесса, – по-прежнему глухо
проговорил Онилвин.
Я смерила его взглядом, которого он заслуживал, и сказала:
– Это был не комплимент.
– Тем не менее, – возразил он, – спасибо за
правду.
– А кто, кроме ее любовника-сидхе, поперся бы сюда в
одиночку? – спросил Гарри.
– Хороший вопрос, – сказала я и взглянула на
Дойла. Он коротко кивнул и спросил:
– Почему ты оставил нас, Онилвин?
– Мне не доставляло удовольствия смотреть на принцессу
в компании с другим. Королева очень давно излечила меня от вуайеризма.
Этого никто не стал оспаривать, но Дойл спросил:
– Так что ты решил начать опрос свидетелей
самостоятельно, без приказа капитана или хотя бы разрешения твоего офицера?
– Вы все были, как мне показалось, очень...
заняты. – Сарказм различался совершенно ясно, сломанный нос никак не
помешал.
– Ты слабовато ударила, Мерри, – бросил Гален, и
выражение лица у моего нежного рыцаря было совсем не нежным.
– Ты хотел узнать ответы или скрыть их? –
поинтересовался Дойл.
– Я никому не любовник. И уж точно не рискнул бы
отдаться на милость королевы ради меньшего, чем любовь сидхе – Высокомерия в
его голосе хватило бы на десятерых.
– Кто-нибудь из вас знал, что у Беатриче был
любовник-сидхе? – обратился Дойл ко всем присутствующим.
Мзгги-Мэй сказала:
– Не-а, я всем моим говорила держаться от верзил
подальше. От такого одно только горе.
– Значит, если б Беатриче закрутила с сидхе, она бы
тебе не сказала, – предположила я.
– Йе, навряд ли.
Я посмотрела на хрупкую голубую фигурку, почти спрятавшуюся
за шеей Галена.
– Маг?
Галену пришлось напомнить: