Предсмертная исповедь дипломата - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Ильин cтр.№ 4

Пока шла беседа консул временно отлучился, сделал срочно необходимые звонки и мы задолго до полуночи встретили у крыльца труповозку, в которой находился и коронер – особый судебный следователь в англосаксонских странах, на обязанности которого лежит расследование причины смерти лиц, умерших внезапно при невыясненных обстоятельствах. Коронера, вопреки принятым в дипломатии правилам, пришлось допустить к трупу в месте случившейся смерти, то есть в кабинет Константина Ивановича. Он должен был удовлетворить свое профессиональное любопытство, без чего было бы невозможно получить разрешение местной власти на вывоз трупа, а тем более тайным образом.

Сотрудники морга аккуратно разместили тело Константина Ивановича, покрытого простыней, на носилки, снесли и погрузили в машину и…все! Из моей жизни ушел мой добрый, любимый товарищ и друг, а я в большом горе побрел домой, полагая, что у меня в жизни никогда больше не возникнет чего-либо, относящегося к самострелу близкого мне человека. Так все казалось тогда, когда на совещании посол, советник– посланник и консул подробно допросили меня о том, что я знаю или что думаю о происшедшем событии. А что я мог ответить? Да, с Костей мы были близкими друзьями лет пятнадцать, со времени нашей службы в восьмом Балтийском флоте в советской военно-морской базе в Финляндии – район Порккала-Удд. Мы, правда, служили в разных частях. Я – в артиллерийской батарее морской пехоты, а Константин – на быстроходной десантной барже (БДБ). Он был там радистом, а я – старшим офицером батареи, которая периодически грузилась на «его» баржу и нас без излишнего комфорта перетаскивали на учения в разные концы Балтийского моря. В конечной точке мы сталкивали батарею на берег, «воевали» вместе с пехотой на учениях и возвращались на той же барже в суровые будни Порккала-Удда. То слово «баржа» сейчас надо понимать в правильном контексте. В наше время, сейчас, нет десантных барж, но есть десантные корабли, а тогда, в военные годы и сразу после, было наоборот. Баржа и была кораблем, длинною в пятьдесят метров, шириной под семь метров, со скоростью хода в 10 узлов (порядка около 20 км. в час). Она была вооружена пушками и пулеметами. В нее мы тогда грузили четыре пушки, пять скоростных тягачей на гусеничном ходу, комплект боеприпасов, взвод управления и личный состав – всего человек 70 и столько же было в экипаже БДБ.

С тех далеких времен, в начале 50-х годов, началось наше с Костей знакомство, которое постепенно перешло в дружбу. И, как ни странно, казалось, что сама судьба нас разводила, а затем она же вновь притягивала нас друг к другу. Иногда мы думали, что, ну вот, разъезжаемся наверное насовсем. Ан нет, проходит время, иногда долгое и мы опять рядом. Заметьте: рядом, но не вместе. Лишь последний раз, в Австралии, мы оказались вместе, но, как видим, ненадолго. Опять судьба разлучила. Судьба, а может, все-таки, рок?! Злой рок, который очень часто почему-то тяжко бьет по хорошим людям, но обходит стороной людей плохих. Вот и в нашем случае было совсем не понятно, почему жертвой рока стал приличный человек, отменный даже во всех отношениях Константин?

Я брел с этой мысльюк своему дому по старательно ухоженной, в этот час безлюдной аллее, но, вдруг, по какому-то наитию поднял глаза к ярко черному глубокому небу и потрясенный его спокойной красотой остановился, запрокинул голову вверх и, позабыв обо всем, просто любовался тем, что я видел в тот момент. Небо в южной части земного шара всегда чернее неба нашего, северного. Оно-таки ярко черное, а на нем рассыпаны миллиарды звезд-бриллиантов; и они то всего лишь мерно глядят на тебя, то подмигивают, а то и отчаянно срываются в последний полет, направляясь в никуда. И восхищаясь небом, тебя охватывает волнительное чувство вечности, безграничности и какой-то загадочности. Ты понимаешь, что проблемы твоего бытия – это всего лишь песчинки безграничного мира, распростертого над нами и стоящего несказанно выше и, конечно же, мудрее земного опыта. Да, небо или, если хотите, космос – это загадка, не в научном смысле, а в совсем ином. Метафизическом? Нет, – это плоско. Загадка в его божественности, поскольку в это вовлечена человеческая душа, которую физикой или философией не объяснишь, сколь ни пытайся.

Со стороны я, наверное, выглядел очень странно: стоит на дороге взрослый мужчина и зачем-то разглядывает безотрывно и долго небесную красоту, ту, которую мы в повседневной жизни обычно совсем не замечаем. Что интересного нашел он, человек, в бездонном небе, чем очарован? Правильно, я был действительно в течении какого-то времени очарован и отдыхал душой и телом. Но… реальность вернулась и повлекла меня дальше к делам.

С грустью, щемящей и томной, я осторожно открыл дверь квартиры, разумно предполагая, что семья моя уже давно видит сны. Но каково было мое удивление и облегчение, когда я увидел в коридоре прямо перед собой мою Настю. Именно она, ведь, вызывала мое основное беспокойство, ибо, как я понимал, постигшую беду дочь перенесет проще со всей своей детской непосредственностью. А Настя…? Вот она во всей своей милой красе? Такого сюрприза я от нее не ожидал. Она была не в домашнем халате, что было бы естественно, и не в кровати, что было бы естественным и того более, а в своем парадном черном платье, без каких-либо украшений, лишь с траурной повязкой в волосах. Она, глядя в мои глаза своим прямым и лучисто-скромным, светлым взглядом, подошла, прижалась ко мне, обняла мою шею и стала целовать мое лицо. Это было столь неожиданно, что я опешил и даже потерял дар речи. Да и было от чего: я уже давно не видел от нее такой страстной и преданной ласки. В меру сил, превозмогая неожиданность, я с удовольствием ответил ей тем же, так толком и не понимая метаморфозу, которая с ней произошла. Мои руки обнимали и крепко прижимали Настино упругое тело; казалось мы слились в нечто единое. Сердце мое стучало быстро, поднималось томление и страсть, а в голове сидел вопрос: с какой же стати такой сюрприз для меня? Наконец она откинула голову назад, тряхнула волной своих тяжелых густых коштановых волос и закрывая глаза, произнесла:

– Ой, Пашка, милый мой морпех, ты не представляешь, какое это счастье любить тебя! Я это особо поняла сейчас, только осознав горький и тяжкий случай потери нашего друга.

Она положила голову мне на плечо и зашептала в ухо:

– Ты знаешь, мы все живем в какой-то рутине. Рутине, необходимой для жизни, в чем-то иногда нас даже раздражающей, и как бы забываем о любви к людям, нам близким, не понимаем, что жизнь, со всеми ее проблемами, коротка, а жизнь молодая, с ее страстью и жаждой любви, и того короче. И в конце – концов все кончается и лишь остается сожаление о несделанном. И еще поняла я, как дорог ты для меня со всей своей правильностью, логичностью, честностью и умом…

Настя помолчала, вновь сильно прижавшись, продолжала:

– Я знаю, я чувствую, что ты меня любишь, ты все готов для меня сделать. Я тебя тоже очень – очень люблю. Но думаю, что мы с тобой излишне скромны в проявлении чувств…

Она вновь начала целовать мое лицо, а мне, после ее волнительной и ласковой тирады не осталось ничего другого, как взять ее на руки и унести в спальню. Её симпатичное черное платье стало лишним.

* * *

А с утра началась проза жизни. После печали и горя прошлого дня, смягченными милыми прелестями прошедшей ночи в нежном соитии, мы буднично присели за стол, не испытывая совсем чувства голода, решив ограничить себя чашкой кофе. Дочурку, конечно же, это не удовлетворяло, и она, энергично поглощая омлет, щебетала нам о своих делах и планах, в которых места для почившего в бозе Константина Ивановича места не нашлось. Что взять с ребенка, у которого каждый день начинается, как с чистого листа. А что же касается меня и Насти, то как только щебетание ребенка завершилось и она упорхнула в свою комнату, наши глаза встретились с немым вопросом: «Что это было, чем объяснить поступок Кости? Я спросил: