Число зверя - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хайнлайн cтр.№ 35

– Я тоже так считаю… но это все субъективно. Во всяком случае, мне не пришлось подчиняться закону школьных джунглей – я не ходила в школу, пока мы не переехали в Юту. И я научилась защищаться – с оружием и без. Мы с папой оценили, как ты владеешь мечом. Мулине у тебя безупречные, как часовой механизм. И ты отлично закрываешься.

– Джейк тоже не промах. Он обнажил саблю так быстро, что я и заметить не успел, и рубанул точно над воротником.

– Папа говорит, у тебя выходит лучше.

– Ну… у меня длиннее руки. Зато у него, по-моему, быстрее реакция. Знаешь, мой самый лучший учитель фехтования был примерно твоего роста, и руки у него были не длиннее твоих. Так вот, мне не удавалось даже скрестить с ним клинки – только если он сам того хотел.

– Ты никогда не говорил, где ты учился этому искусству.

– В Ассоциации молодых христиан, – усмехнулся я, – прямехонько в центре Манхэттена. В школе я занимался рапирой. В колледже баловался саблей и шпагой. Но вот мечом заинтересовался только на Манхэттене. Почувствовал, что заплываю жирком, и решил им подзаняться. А потом поехал в Европу, в эту свою так называемую исследовательскую командировку, и там познакомился с потомственными мастерами – у которых и отцы, и деды, и прадеды жили искусством фехтования. Понял, что это не ремесло, а образ жизни – и что мне уже поздно начинать. Ты знаешь, Хильде я наврал: не дрался я на студенческих поединках. Но в Гейдельберге действительно учился – у одного сабельмайстера, который, по слухам, воспитал целую подпольную армию. Вот он и был тот коротышка, с которым мне не удавалось скрестить клинки. Какая у него была реакция! До того я считал, что у меня с реакцией все в порядке. А тут оказалось – еще учиться и учиться. Я и научился кое-чему. В день моего отъезда он сказал мне: «Какая жалость, что ты не попал ко мне в руки двадцать лет назад. Я бы тебя научил действительно владеть оружием».

– По-моему, сегодня ты им владел куда как хорошо!

– Нет, Дити. Ты отвлекла его внимание, я напал с фланга. Эту схватку выиграла ты, не я и не папа. Хотя то, что сделал папа, было гораздо опаснее, чем то, что делал я.

– Мой капитан, не смей на себя наговаривать! Я не желаю это слышать!

Странные существа эти женщины, благослови Господь их нежные сердца и причудливые умы: Дити назначила меня героем, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Мне оставалось только постараться не слишком ее разочаровывать. Я отрезал себе кусочек яблочного пирога и поспешил сжевать его на ходу, пока я еще не дошел до гаража – есть что-либо в «морге» мне решительно не хотелось.

«Рейнджер» лежал на спине, освобожденный от одежды, вспоротый от подбородка до паха и распластанный. Какие-то куски лежали вокруг трупа. Запах стоял омерзительный.

Хильда все еще резала его: в левой руке у нее были щипцы для льда, в правой нож. Обе руки сплошь в зеленоватой слизи. Когда я подошел, она положила нож и взяла лезвие бритвы, не отводя глаз от объекта. На меня она взглянула только после того, как я заговорил.

– Много узнала, Шельма?

Она положила инструменты, вытерла руки полотенцем, тыльной стороной предплечья отвела волосы со лба.

– Зебби, ты просто не поверишь.

– Давай говори.

– Что ж… погляди-ка. – Она прикоснулась к правой ноге трупа и обратилась к трупу непосредственно: – Скажи мне, дорогая, зачем тебе этот суставчик?

Я присмотрелся: длинная, костлявая нога имела лишнее колено пониже обычного человеческого; оно изгибалось назад. Такие же сочленения имелись и на руках.

– Ты сказала «дорогая»?

– Я сказала «дорогая». Зебби, это чудище – либо самка, либо гермафродит. Полностью развитая матка, двурогая, как у кошки, по яичнику над каждым рогом. Но ниже есть нечто вроде яичек и какая-то штука, которая сошла бы за втягиваемый фаллос. То есть это девочка, но, скорее всего, в то же время и мальчик. При этом хотя оно и двуполое, но не самооплодотворяющееся, устройство не позволяет. По-моему, эти твари могут работать и за папу, и за маму.

– По очереди? Или одновременно?

– А что, неплохо было бы. Нет, по соображениям механического характера я думаю, что они меняются ролями. Через десять минут или через десять лет, образец судить не позволяет. Но дорого бы я дала, чтобы увидеть, как они это делают!

– Шельма, ты зациклилась на одной теме.

– Это главная тема. Что может быть главнее продолжения рода? Способы и обычаи сексуальных отношений – это центральная функция всех высших форм жизни.

– А как же деньги и телевидение?

– Фи! Вся человеческая деятельность, включая научные исследования, есть либо брачные танцы и забота о молодняке, либо жалкая сублимация неудачников, обреченных природой на проигрыш в единственной игре, какая имеется в городе. Шельма свое дело знает: я сорок два года искала настоящего мужчину, от которого смогу забеременеть, – и вот нашла! Последние две недели я только ждала подходящего момента. А что насчет тебя, бесстыжий жеребец? Поосторожней с ответом – я все расскажу Дити.

– Я сошлюсь на пятую позицию ^[50].

– За пятую с тебя четвертак. Зебби, ты не представляешь, как я ненавижу этих монстров: они ставят под угрозу все мои планы. Коттедж в розах, дитя в колыбели, жаркое в духовке, я в домашнем платье, мой муж идет домой усталый, целый день шпынял первокурсников, а у меня для него уж и тапочки, и трубка, и сухой мартини. Райская жизнь! Все прочее суета и морок… Четыре полностью развитые молочные железы, но ни следа избыточного жира, как у всякой порядочной самки человека – кроме меня, к сожалению. Желудок двойной, кишечник ординарный. Сердце двухкамерное, кровь гонит, похоже, перистальтикой, а не пульсацией. Мозг я не исследовала, у нас тут нет такой пилы – но он, несомненно, развит не меньше нашего. Безусловно, гуманоид, до ужаса не человек. Не опрокинь эти бутылки, это образцы того, что у них вместо крови и лимфы.

– А это что?

– Шины, чтобы спрятать нечеловеческие сочленения. На лице, по-моему, пластическая хирургия, форма черепа замаскирована подкладками. Волосы ненастоящие, у этих буджумов волос нет. Что-то вроде татуировки – а может быть, это тоже маскировка, только мне не удалось ее снять – благодаря ей открытые участки кожи выглядят как у людей, а не сине-зелеными. Зеб, семь шансов против двух, что множество пропавших без вести людей послужило морскими свинками для разработки этого маскарада. Летит тарелка – цап! – и парочка очередных морских свинок разделывается на препараты у них в лаборатории.

– Летающих тарелок уже много лет никто не наблюдает.

– Поэтическая вольность, милый мой. Если у них есть эти искривители пространства-времени, они могут выскочить из ничего, утащить что хотят – или заменить настоящего человека на убедительную подделку – и исчезнуть мгновенно, как свет выключается.