– Про нее? Я думаю, она догадалась, что я беременна. Во-первых, я ем за четверых. – С последними словами она обратилась к неподвижному Козловскому. – Но это значит, что все идет хорошо… я имею в виду беременность. О, Матье, поправляйся быстрее.
Фредерика испуганно посмотрела на Спасителя:
– Я сказала ему «ты»…
– И правильно. Он же отец вашего ребенка.
– Да, он отец! – воскликнула Фредерика, словно сделала для себя открытие. – Матье, тебе нужно быть на ногах, когда мне сделают узи, и, если у нас девочка, мы назовем ее Дафна, потому что ты прочитал мне очень красивые стихи.
Фредерика, то улыбаясь, то всхлипывая, начала читать стихи Нерваля: «Ты, Дафна, помнишь ли пленительный рассказ?» – но вдруг раздался пронзительный звонок, и она испуганно вскрикнула.
– Что я сделала не так?
– Все так, – ответил Спаситель. – Сейчас к нам придет сестра.
И действительно, через минуту появилась Мадо.
– Я попрошу вас выйти, – сказала она.
Вид у нее был напряженный и сердитый. Фредерика хотела задать ей вопрос, но Спаситель взял ее за руку и увлек за собой в коридор, шепнув на ухо:
– Немного поднялась температура. Ничего серьезного.
Он успел взглянуть на экран монитора, где отмечалось давление, температура и прочее.
– Все будет хорошо? Он не умрет? – жалобно спрашивала Фредерика.
Они вернулись в коридор, где только что сидели.
– Ему введут в вену антибиотики, и всё придет в норму. Это хорошая больница, тут опытные врачи, внимательные сестры.
Фредерика, соглашаясь с ним, кивала головой. В руке она сжимала мокрый от слез бумажный платок, но плакать уже перестала.
– Я по-настоящему счастлива, – сказала она.
– Что-что?
– Я счастлива носить его ребенка.
За все годы, которые Спаситель общался с Фредерикой, он ни разу не слышал от нее этих очень простых слов: «Я счастлива». Понадобилась катастрофа, чтобы они зазвучали у нее в сердце.
На следующее утро, после того как Спаситель окончательно проснулся, он неожиданно обнаружил, что в голове у него вертится строчка: «Ты, Дафна, помнишь ли пленительный рассказ? Ты, Дафна, помнишь ли…» – и у него появилась отчетливая мысль: «Хорошо бы родилась девочка». Луиза, лежавшая рядом с ним, вдруг вскочила и убежала. Когда она вернулась, Спаситель спросил, по-прежнему ли ее мучает утренняя тошнота.
– Да. Но я ей даже рада. Это значит, что он со мной.
– А почему ты говоришь «он»?
– А ты хочешь, чтобы я сказала «она»? Признайся, ты хочешь девочку?
Луиза уселась на кровати по-турецки. Иногда она снова становилась задорной, упрямой, кокетливой девчонкой. Спаситель привлек ее к себе и сказал, что ему совершенно не в чем признаваться. Но ведь была же у него четкая мысль: «Хорошо бы родилась девочка». И он себя за это осуждал. Прижавшись к Спасителю, Луиза шептала, что она тоже хотела бы девочку, и Алиса тоже, потому что на улице Мюрлен кого-кого, а мальчишек уж точно хватает.
– Разве я не права?
И вот этим утром как раз трое мальчишек завтракали на кухне.
– Ты! Отдал! Ему! Свою кружку?!!
Поль был не просто удивлен, он был в шоке, увидев, что Грегуар пьет какао из кружки с Барбапапой.
Лазарь пожал плечами. А ведь еще вчера он бы стер Поля в порошок, посмей тот совершить такое святотатство.
– Я маленький, – заявил Грегуар так, словно возраст гарантировал ему неоспоримые преимущества.
Поль и Лазарь обменялись понимающими взглядами. Парень правильно делает. Скоро эта лафа кончится.
– И я хочу здесь остаться, – прибавил маленький Грегуар.
– С нами? А возвращаться к бабушке ты не хочешь? – насмешливо спросил Поль тоном взрослого, который потешается над наивностью ребенка.
– Я хочу здесь, потому что вы скоро купите морскую свинку, и она будет моя.
Поль расхохотался, а Лазарь задумался. Он думал, должен ли психолог лишать Грегуара иллюзий. Но не успел найти ответ на свой вопрос, потому что в эту минуту кружка с Барбапапой выскользнула из рук Грегуара, горячее какао пролилось на его пижаму, а кружка разбилась на мелкие кусочки.
– Черт! Ну и поганец! – возмутился Поль, а Лазарь с присущей ему практичностью сдернул малыша со стула и стал снимать с него пижамную курточку.
Спаситель, услышав шум и крики, появился на кухне в разгар трагедии. На полу разлитое какао, осколки, грязная пижамная курточка.
– Я не нарочно! Не нарочно! – отчаянно кричал Грегуар.
Поль и Лазарь посмотрели на Спасителя.
– Он разбил кружку с Барбапапой, – сказал один.
– Обошлось, он не обжегся, – сказал другой.
Спаситель взял Грегуара на руки и понес в ванную.
– Я не плохой, – неуверенно пробормотал мальчик.
– Конечно, нет. Ты хороший.
Маленькая головка прижалась к широкой груди Спасителя.
– А мою морскую свинку я назову Леопард, – сообщил он.
– Твою морскую свинку? – повторил Спаситель, пытаясь установить логическую связь между словами мальчика и тем, что произошло.
– Да, Лазарь мне купит.
Грегуар, похоже, уже поселился у них в доме. Психолог должен был бы развеять эту иллюзию, но до восьми часов утра Спаситель не считал себя на работе.
* * *
– Я повысила свой средний балл, но это было очень трудно! – Кончался первый триместр, и Амбра старалась наверстать упущенное. – Учительница французского права. В лицее совсем другие требования, здесь надо думать, а я не привыкла, – откровенно призналась она. – Одна моя подруга, вообще-то не подруга, просто девочка из нашего класса, Ариана, вечно жалуется перед контрольной: «Ой-ой-ой, я ничего не выучила, обязательно провалюсь!» а после контрольной: «Наверняка написала плохо».
– А получает семнадцать баллов, – догадался Спаситель.
– Даже восемнадцать. Я знаю, вы скажете, что она только притворяется, будто ничего не делает. Но она все время где-то бывает, она играет на саксофоне, у нее есть дружок. Она просто гениальна, а я…
– А тебе приходится много работать. Хорошие оценки ты добываешь немалым трудом, и это вызывает уважение, Амбра. Эти знания твои, ты не самозванка.
– А это не значит, что я тупая?
– Это значит, что ты упорно раздвигаешь свои границы.
Вопреки мнению учительницы, Амбра умела думать и, подумав, она пришла к следующему выводу:
– Вообще-то на все можно смотреть по-разному. Можно сказать, что у меня нет способностей, а можно сказать, что у меня сильная воля.