– Она уехала без дочери, – произнес он, а потом словно припечатал: – Бросила собственного ребенка.
– У нее не было выбора! – возразила Газиль, мгновенно закипая. – Ты не слышал, что говорил Спаситель? Ее били, ее насиловали.
– Она должна была увезти дочь с собой, – опять припечатал Соло.
– Да неужели?! А чем бы она ее кормила? Где прятала?
– Значит, должна была остаться с ней, – не сдавался брат.
– Тогда бы и ты не родился! – объявила ему сестра. – И ты пришел сюда не для того, чтобы судить свою мать!
– Я не сужу, но…
– Нет, судишь, и судишь как мужчина. Ты не понимаешь, что она пережила, а я – я понимаю!
Говоря это, Газиль прижала руки к груди. Соло помахал фотографией в воздухе и робко спросил Спасителя:
– Можно я возьму ее себе?
Но Газиль тут же отобрала у него фотографию.
– Нет. Она мамина.
Она сама вернет ее маме, и они поговорят по душам. Две бунтарки найдут общий язык. У дверей Спаситель похлопал Соло по плечу, как будто вновь запускал мотор после сбоя.
Ему очень хотелось точно так же похлопать по плечу Фредерику, когда она уселась напротив него и сидела молча, как в воду опущенная.
– Как вы? – спросил наконец Спаситель все-таки заговорив первым.
– Купила брюки на размер больше.
– Да?
– Она скоро заметит.
– Мадам Бутру?
Спасителю показалось, что он вернулся в давние времена, когда за дверь выставляли забеременевших от хозяина служанок и продавщиц больших магазинов, как только становился виден живот.
– Сейчас она в очень плохом настроении, – продолжала Фредерика. – Дела в магазине идут неважно. Обычно в декабре у нас всегда большая выручка. Но из-за этих историй с «желтыми жилетами» и разбитыми витринами люди носа из дома не высовывают. В прошлую субботу в магазине было пусто – ни единого человека. А я весь день на каблуках, и все зря. Ноги у меня просто отваливаются.
Однако Спасителю показалось, что Фредерика, жалуясь, пока только еще приближается к главной проблеме.
– Меня бросили, – внезапно объявила она.
– Бросили?
– В воскресенье мы собирались пообедать в «Шанселлери», а он не пришел. И даже не позвонил, чтобы извиниться.
– Месье Козловский?
– Я прождала его полчаса. Выглядела посмешищем. Набирала номер, который он мне дал, и попадала на автоответчик. Так что мамочка была права.
– Относительно чего? – спросил Спаситель, поставив Фредерике на колени коробку с бумажными платками.
– Мужчин, конечно! Я опять попалась на удочку. А я еще к нему со списком имен приставала! Как только вспомню… То-то он сейчас надо мной смеется!
Спаситель очень удивился. Матье Козловский не произвел на него впечатления безответственного хама. Но, может быть, он испугался привязанности Фредерики?
– Возможно, у него появилось какое-то срочное дело?
– Но позвонить-то он мог! – заплакала Фредерика.
– Да, конечно, позвонить мог, – вздохнул Спаситель.
– Я его не оставлю.
– Кого?
– Ребенка! А вы что думали? Оставлю и буду одна растить?! Только представьте себе на минуту!
А что ей еще оставалось, кроме как наброситься на психолога?..
Вечером за ужином Спаситель напрочь забыл о рекомендациях коллег-диетологов. Он вообще не замечал, что сидит за столом и ест. Машинально тыкал вилкой в тарелку, а про себя прокручивал предстоящий в спальне разговор с Луизой. Как же ее уговорить, чтобы она согласилась взять малыша Грегуара? Спаситель уже слышал свои слова: «Он сирота, у него слабое здоровье…» Нет-нет, тут же одернул он сам себя, Грегуар мужественно переносит свое горе. «Его бабушка ложится на операционный стол. Нет, лучше сказать так: его бабушке предстоит операция на сердце». И все же, несмотря на озабоченность предстоящим разговором, Спаситель расслышал слова Алисы:
– А Козловский сегодня на урок не пришел!
Луиза выразила недовольство: как же так? У них же в этом году выпускной экзамен!
– Сколько он у нас преподает, первый раз пропускает, – заступилась за учителя Алиса.
«Грипп, наверно», – решил про себя Спаситель. Но какой, спрашивается, грипп помешает прислать эсэмэску: «К сожалению, я не смогу прийти в “Шанселлери”».
После ужина Спаситель задержался на веранде, прихватив небольшой стаканчик пунша. Он вглядывался в ночную тьму, но говорил с собственной совестью. Он скажет Луизе: «Прости меня, пожалуйста, я не должен был соглашаться и брать этого мальчика. Сейчас совсем неподходящее время…» а потом поговорит с ней о беременности, хватит им играть в прятки.
Когда Спаситель вошел в спальню, Луиза уже спала. А он еще долго лежал с открытыми глазами и снова и снова повторял про себя фразы, которые ей скажет. Потом его мысли перешли на Фредерику, Козловского, Жеральдину, Сару Альбер, доктора Агопяна и дальше, дальше… Ему захотелось вскочить, он готов был бежать!.. Но он заставил себя лежать в кровати. Он был хорошим психологом и знал, что невозможность заснуть связана с тревожностью, а ранние просыпания – признак депрессии. Затем Спаситель восстановил в памяти характеристики четырех стадий сна: дремоты, легкого сна, глубокого и парадоксального. Можно было подумать, что завтра ему сдавать экзамен. И тут он вспомнил девушку (она тоже была блондинка!), которая на втором курсе сидела с ним рядом на лекциях. Он однажды оскандалился перед ней на вечеринке… Поток сменяющихся картинок грозил разнести ему мозг, и Спаситель решил, что лучше все-таки встать и почитать что-нибудь, чтобы переключиться.
Ему удалось выбраться из кровати так, что она ни разу не скрипнула, и, накинув халат с надписью на спине «Лучше меня нет», он отправился в кабинет рядом со спальней. Там стоял его второй компьютер, за которым он сидел по вечерам, разыскивая информацию по поводу какого-нибудь странного симптома или нового лекарства. То, что он разглядел в потемках, было для него полной неожиданностью.
– Поль?! Ты не спишь?
Поль не только не спал, но и швырнул на письменный стол бумажник, который только что держал в руках.
– Ты… воруешь деньги?!
– Нет! – поспешно ответил Поль.
Он был пойман с поличным, но отрицал очевидное. Спаситель подошел к Полю, который сразу отступил на шаг, и взял со стола бумажник. Он всегда небрежно относился к деньгам и бумажник держал во внешнем кармане пиджака, который вешал вечером на стул в кабинете.
– Сколько ты взял?
– Пять евро, – ответил Поль.
В бумажнике было довольно много бумажных денег – купюры по 20, 10 и 5 евро, – многие пациенты расплачивались наличными за консультацию.