Социальный интеллект. Новая наука о человеческих отношениях - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Гоулман cтр.№ 81

Как утверждает Ричард Дэвидсон, “мы можем обучиться устойчивости, сталкиваясь с угрозой или стрессом только той интенсивности, с которой способны справиться”. Если стресс будет слишком слабым, ничего не произойдет, а если слишком сильным, в нейронной сети страха с высокой вероятностью закрепится неудачный опыт. Не слишком ли страшна кинокартина для ребенка, мы можем понять, например, по скорости его физиологического восстановления после просмотра. Если мозг и тело ребенка зависают в генерирующем страх режиме слишком надолго, то будет отрабатываться вовсе не устойчивость, а неспособность восстанавливаться.

Но когда “угрозы” по силе укладываются в нужный диапазон – то есть мозг ребенка сперва отвечает полноценным испугом, а потом успокаивается, – можно предположить, что в нем закладывается другая нейронная схема реагирования. Это могло бы объяснить и удовольствие, которое доставляет моей внучке страшный мультфильм, и (пред) подростковое неравнодушие к “ужастикам”.

Для разных детей и возрастов уровень “необходимого и достаточного испуга” может быть разным. В старом диснеевском мультфильме “Бэмби” у олененка умирает мама, и этот момент по тем временам оказался травматичным для части детей, стекавшихся в кинотеатры ради просмотра этого мультфильма. Разумеется, не стоит показывать трехлетке наводящее ужас кино в духе “Кошмара на улице Вязов”, но тот же самый фильм может дать несколько уроков стрессоустойчивости мозгу подростка. То, что для малыша будет чересчур, подростку покажется приятно щекочущей нервы смесью опасности и удовольствия.

Если слишком жуткое кино много месяцев преследует ребенка ночными кошмарами и дневной пугливостью, значит, мозг не сумел справиться со страхом. Напротив, оно лишь возвело в приоритет и, возможно, даже слегка усилило реакцию страха. Ученые предполагают, что у детей, которые регулярно переживают непосильный для них стресс – не в кино, а в неблагополучной семейной реальности, что бывает куда страшнее, – именно эта схема нейронного ответа иногда становится причиной последующих тревожных расстройств и депрессии.

Социальный мозг хорошо учится на чужом примере. Так, ребенок успокаивается, глядя на родителя, который невозмутимо смотрит что-то вроде бы очень страшное. Когда моя внучка напрягалась в предвкушении особо пугающего эпизода и слышала от мамы утешительное “Все будет хорошо” (или то же самое сообщало ей присутствие спокойного папы, если она сидела у него на коленях), она чувствовала себя защищенной и способной управлять своими переживаниями, и это чувство непременно пригодится ей в других жизненных испытаниях.

Подобные базовые уроки, усвоенные в детстве, сказываются в течение всей жизни – и не только на нашей фундаментальной позиции относительно существования в социуме, но и на нашей способности преодолевать превратности любви. А любовь, в свою очередь, надолго оставляет следы в нашей биологии.

В сфере сердечных человеческих отношений, говорят нам ученые, взаимодействуют как минимум три независимые области центральной нервной системы, управляющие разными аспектами поведения. Чтобы было удобнее распутывать загадочные хитросплетения любви, нейробиологи предпочитают разграничивать нейронные сети, отвечающие за привязанность, заботу и половое влечение. Каждая из этих сетей использует специфический набор нейромедиаторов и гормонов и формирует отдельные нейронные пути, добавляя собственную биохимическую приправу к множеству разновидностей любви.

Привязанность определяет, к кому мы обращаемся за поддержкой и по кому скучаем сильнее всего. Забота побуждает помогать людям, которые нам особенно небезразличны. Если мы привязаны, мы берем. Если заботливы, мы даем. Ну а секс есть секс.

Если эти три составляющие гладко взаимодействуют, находясь в идеальном равновесии, то любовь благополучно служит замыслу Природы о сохранении вида. Ведь с полового акта все только начинается. Чувство привязанности скрепляет не только пару, но и всю семью в единое целое, а забота побуждает ухаживать за детьми, чтобы они смогли вырасти и обзавестись собственным потомством. Каждая из этих трех нитей любви связывает людей разными способами ^[453]. Если привязанность переплетается с заботой и сексуальным влечением, то мы наслаждаемся полноценными романтическими отношениями. Если же какой-то из этих ниточек не хватает, любовные отношения дают сбой.

Эти нейронные сети взаимодействуют друг с другом в разных сочетаниях в каждой из разновидностей любви – романтической, семейной и родительской – и форм социальных связей, будь то дружба, сострадание или простое обожание котиков. И даже больше: те же сети в той или иной степени могут задействоваться в весьма пространных сферах вроде духовных устремлений или пленения бескрайними небесами и пустынными берегами.

Многие нервные “тропы”, отвечающие за любовь, входят в состав нижнего пути, и любой человек, сводящий социальный интеллект к чисто когнитивным способностям, окажется беспомощным в понимании любви. Силы объединяющей нас любви возникли в головном мозге задолго до появления способности к рациональному мышлению. Источники любви всегда скрываются в подкорковых отделах, но вот для реализации этого чувства может понадобиться тщательное планирование. Таким образом, полноценная любовь требует полноценного социального интеллекта, союза верхнего и нижнего путей. По отдельности они неспособны создать крепкие, удовлетворяющие узы.

Распутывание клубка нейронных сетей любви может обнажить некоторые наши заблуждения и проблемы. Три главные составляющие любви – привязанность, забота и сексуальность – подчиняются своим сложным законам. В определенные моменты какая-то из них может господствовать – скажем, когда пара наслаждается своим единением, баюкает ребенка или занимается сексом. Когда работают все три системы, они в наивысшей степени питают романтическую любовь: между людьми возникает непринужденная, нежная и чувственная связь, в которой царит полное взаимопонимание.

Первый шаг к формированию такого союза делает система, отвечающая за привязанность, и делает она его в пробной, можно сказать, разведывательной манере. Как мы уже выяснили, эта система начинает работать в раннем младенчестве, побуждая ребенка искать заботу и защиту у других – по большей части у матери или других ухаживающих за ним людей ^[454]. И между тем, как мы формируем наши первые в жизни привязанности, и тем, как устанавливаем связь с любовным партнером, существуют поразительные параллели.