Поэтому, подметив еще одну вещь, которую Прежний Фрэнк упустил, я понял: мне удалось отличиться!
Непоследовательность в использовании шрифтов
[50].
Я почти пропустил ее, хотел уже перевернуть стран но наткнулся на такой пассаж:
«В случае, если какие–либо из условий (а также любые условия и оговорки, относящиеся к товару или услуге, упоминаемым на нашем сайте) будут признаны незаконными, недействительны. ми или не имеющими исковой силы согласно законодательству страны или штата, где данные условия договора не считаются имеющими силу, мы отменим данные условия (но только штате или стране, где они считаются незаконными, недействительными и не имеющими исковой силы), в то время как прочие условия договора будут по–прежнему считаться действенными, обязательными для исполнения и имеющими исковую силу. Условия и обязательства данного договора никоим образом не распространяются на случаи смерти или причинения личного вреда другой стороне в результате нашего недосмотра. В рамках существующего законодательства мы будем исключать подобные условия и гарантии из наших договоров. Ни при каких обстоятельствах мы не понесем ответственности за какой–либо ущерб, который вы можете пстерпеть вследствие использования наших продуктов, в том числе: потеря прибыли, ущерб для репутации или другие прямые или косвенные нематериальные потери, равно как и косвенные финансовые (или денежные) потери или же потери, не являющиеся прямым следствием наших действий, а также те потери, которые мы никоим образом не могли прогнозировать…
[51]»
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ДАГА
Жизнь дает тебе всего лишь полмиллиона шансов
— Вижу, ты совсем оправился, Фрэнк. Я очень рад, — сказал Даг,
Мы столкнулись в коридоре; в таких ситуациях люди часто испытывают неловкость: каждый шел по своим делам, и вдруг — случайная встреча; не знаешь, куда деть руки, к чему прислониться… У нас с Дагом, однако, — ни малейшей неловкости или волнения. Я мало что мог припомнить про Дага, но точно знал, что он достоин доверия и мне с ним рядом покойно,
— Спасибо, да, уже лучше.
— Не уверен, что ты меня помнишь; я работал с твоим отцом. Занимаюсь страхованием; я актуарий, что всегда актуально. — Он улыбнулся.
Я тоже заулыбался, но Даг неожиданно посерьезнел и спросил:
— Слушай, Фрэнк, скажи–ка мне честно: тебе правда лучше?
У меня дернулось колено.
— Да, конечно, — ответил я.
— Правда?
Я минутку подумал и сказал:
— Ну, в общем–то, еще не совсем.
Даг ничуть не огорчился.
— И прекрасно, — сказал он. — Какое–то время тебе будет нелегко. Травма головы — не шутка. Это очень серьезно. Что может быть важнее мозга?
— Да, — согласился я. — У меня такое чувство… Впрочем, ничего, не беспокойтесь… Глупости всякие…
— Нет–нет, Фрэнк, пожалуиста, что ты хотел сказать? — настаивал Даг, пристально глядя на меня теплыми карими глазами.
— Такое ощущение, что окружающие очень стараются быть со мной милыми, дружелюбными… но никогда не заводят речи о чем–то серьезном, будто опасаются — вдруг я развалюсь на части или что–то учиню; и мне никак не удается поговорить с кем–нибудь о… ну, о важном для меня, что ли… — пробормотал я и вдруг понял, что это для меня самое главное.
Даг кивнул, и я почувствовал, что он собирается сказать мне что–то важное, но не знает, стоит ли.
— Знаешь, Фрэнк, — произнес он наконец, — нам надо с тобой поболтать. Мой кабинет дальше по коридору. Что скажешь? У меня есть отличный зеленый чай.
Я был готов согласиться, но его улыбка показалась мне какой–то напряженной, и я подумал, что, может быть, ошибаюсь на его счет.
Мы поднялись на лифте так высоко, что казалось, будто проплывающие мимо облака касаются оконных стекол. Я понимал, что Даг пытается мне помочь, втолковывает что–то очень важное, но ответил коротко:
— Сласибо, Даг. Замечательный вышел разговор. Но мне пора назад, к рабочему столу, надо проверить… кое–что.
Даг опустил голову, и я почувствовал: он отчаялся меня вразумить. Я прямо–таки физически ощущал, что меня опутывает миллион веревочек и, когда я обманываю чьи–то надежды, натянувшиеся веревочки рвутся тысячами; кроме того, я физически чувствую, как мою связь с этим человеком режет, как ножом, острейшее разочарование
[52].
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ КОДОВ
Они имеют смысл, только если у вас есть ключ
Через несколько днеи после моеи случайной встречи с Дагом я сидел в кафе, держа обеими руками полную чашку кофе. Просыпанный еще до меня сахар красиво искрился на столе под лучами солнца — прямо–таки сахарное созвездие. Вчитываясь в один из договоров, составленных Прежним Фрэнком, я почувствовал неладное: меня замутило, в животе тревожно забурчало. В мозгу свербило: что–то со мной не так. Как–то мне не по себе.
Опасаясь, что меня стошнит, я отодвинул подальше страховой полис и сосредоточился: не хватает еще, чтобы меня вывернуло. Потом придвинул полис обратно, приказал себе не поддаваться дурноте и продолжил чтение, но тревожное чувство незаметно возникло снова, перед глазами все поплыло.
Вот оно. В полисе встречались слова, которых юрист ни за что не употребит. И на этот раз дело было не в опечатках и не в неправильном использовании шрифтов. Сквозь мутную пелену в глаза бросались непривычные слова.
Первым я заметил самое неуместное слово. Я намеренно расфокусировал зрение — и пожалуйста, вот оно, болтается посреди предложения: возможно. Совсем не юридическое словцо, чересчур неоднозначное. Я выделил его маркером.
И снова перечитал страницу.
Следующим стало слово Предупреждение. Оно, быть может, и не совсем редкое, но в договорах не употребляется. Слишком уж эмоциональное. Оно, однако, вкралось в самое что ни на есть стандартное предложение: Предупреждение: все выплаты, установленные страховщиком, будут регулироваться с учетом ежегодного роста процентной ставки. Вторая часть этого предложения встречается в любом договоре, Но я никогда прежде не видел, чтобы его предваряло слово Предупреждение.
И еще: установленная по обоюдному согласию сумма будет полностью выплачена клиенту и может включать, после одобрения упомянутой суммы со стороны… Все вокруг взаимосвязано, мелькнула смутная догадка, я наткнулся на таинственную закономерность, она проступает сквозь идиотские озарения и совпадения. Так, наверно, возбуждаются шизофреники в краткие минуты ясности, когда они отчетливо осознают происходящее, после чего валятся в пропасть безумия. Божественное прозрение перед помешательством.