Сказки и истории - читать онлайн книгу. Автор: Александр Шуйский cтр.№ 25

Была еще и третья причина. Мне хотелось поскорее домой. В мою кухню, где пахнет кофе и специями. В кабинет, заставленный книжными шкафами, так что огромный стол стиснут со всех сторон, а корешки и золотые обрезы блестят за дверцами почище любого драконова золота, и каждый раз, когда я сажусь работать, во мне поднимается алчность и нежность от одного только взгляда на книжные ряды. К любимому матрасу и гречишной подушке, в конце концов. У толстых пачек денег есть одно преимущество: на них не купишь здоровье, но можно купить комфорт.

– И даже ангела-хранителя, – проворчала я, нашаривая в кармане ключ от подъезда. Как будто мне все еще было необходимо настаивать на этой мысли.

В общем-то, я понимала, что деньги ни при чем. Что где-то – наверху или внизу, неважно (но, разумеется, не в самом низу), – просто-напросто вцепились в открывшуюся возможность. Не навязать мне данного конкретного ангела, упаси Кто, а, ну… пометить территорию, что ли. И от этого понимания злилась еще больше. Я вам не фонарный столб, дорогие бессмертные.

Означенный ангел молча шел за мной, только таращился на лепнину и декоративный камин в вестибюле. Я забрала у него пакет (не знаю и знать не хочу, как это выглядело со стороны), поздоровалась с консьержем и вошла в лифт.

У дверей квартиры я остановилась и повернулась к ангелу.

– Вот что, – сказала я. – Если Дис, не дай Кто, сидит у меня, ты ведешь себя тише воды, ниже травы, ясно?

– Дис? – растерянно спросил он.

– Классику надо знать, – сказала я с удовольствием. – Раз уж людям навязываешься.

Он несколько раз сморгнул своими коровьими ресницами, потом все же ответил:

– Я знаю. Просто…

– Просто не встревай.

– Я постараюсь, – сказал он, но как-то неуверенно.

Разумеется, Дис восседал у меня на кухне. В антикварном кресле мореного дуба, закинув ногу на ногу, свесив с подлокотников длиннопалые кисти. Затертые джинсы сидели на нем, как влитые, рубашка была белее ангельских крыльев, он покачивал носком ноги в синем мокасине и смотрел на нас с веселым изумлением.

Подняться мне навстречу он, конечно же, не соизволил. Как всегда.

– Что это? – спросил он наконец.

– Мать подсуетилась. Меня не спросили, – буркнула я, бросая пакет в угол. – Кофе будешь?

– Буду, конечно. Иди-ка сюда, крылатенький, дай на себя посмотреть.

Я, делая вид, что ничего особенного не происходит, взялась за банку с кофе, специи и джезву, зажгла газ, проделала все необходимые манипуляции, поставила джезву на огонь и только после этого обернулась.

Ангел стоял перед сидящим Дисом, как нашкодивший школьник, опустив голову, едва не дрожа. По лицу у него ручьями катились слезы. Дис, подперев голову рукой, без улыбки рассматривал мое приобретение.

– Ты хоть знаешь, с кем связался? – сказал Дис с мягкостью, которой я у него никогда не слышала. – К кому тебя отрядили? Да я Лилит подвину, чтобы ее усадить поближе.

– Да-да, и колпак с бубенчиками подаришь, – вставила я, шалея от происходящего.

– Помолчи, – сказал он все так же мягко, но даже головой не качнул в мою сторону. – А ты отвечай.

– Больше никто не согласился, – прошептал мой ангел и икнул. А потом таким же заикающимся голосом добавил: – Ваша светлость, я должен просить вас немедленно уйти отсюда. Я обязан. Извините.

– Спятил, – констатировал Дис. – А если я сейчас возьму тебя за крыло и начну ощипывать, как цыпленка?

Мой ангел снова икнул.

– Я ничего не могу поделать, – сказал он, и с его подбородка капнуло на пол. – Я понимаю, что я тут не нужен. Но я уже здесь. И не могу поступать против своей природы.

Как он хохотал. Как он хохотал, закинув голову и лупя ладонью по коленке, обтянутой линялой джинсой.

Потом успокоился, протянул руку и взял несчастного за мокрый подбородок и дождался, пока тот посмотрит ему наконец в глаза.

– Учись, – лучезарно посоветовал Дис, встал, кивнул мне и вышел. Ангел остался посреди кухни.

Я, опершись о столешницу и сложив руки на груди, молча смотрела на это недоразумение. А он вдруг метнулся к плите, схватил джезву, та зашипела, перекипая – я совсем про нее забыла.

– Святые угодники, – ойкнул ангел и быстро выставил джезву на стол. – Горячая какая.

Я отлепилась от столешницы. Ну хоть какой-то со всего этого прок.

– Чашки в том шкафу, – сказала я. – Мне белую, от Виллерой и Бох.

Так вот и ходит он много лет, от деревни к деревне, из города в город, из одной столицы в другую. Везде ему рады, везде ему почет и слава, хоть и не берет он никакой платы, кроме ночлега и еды в дорогу. И темные глаза его всегда печальны, а углы рта опущены вниз.

– Послушай, – говорит он, – я грезил и видел город. И город был как золото и в то же время стекло, потому что он был свет. Из света были его площади, твердого, как камень. Из света были его сады, и свет шелестел в них и мерцал, как листва. Ангелы населяли его, у них не было крыльев, их подхватывал и нес все тот же свет, куда они пожелают или куда велит Он. И свет был в то же время звук, он лился отовсюду, и звук был как прекраснейшая музыка, как трубы и скрипки, от этой музыки хотелось кричать и плакать, раскинув руки. И я был счастлив в этих грезах. Но однажды я проснулся в полутемном доме, надо мной с лампой стоял хозяин, позади него шумно дышало все его семейство, и голос его срывался, когда он спросил меня:

«Кто ты? Здесь было светло, как днем, пока ты спал, и звучало пение ангелов».

«Я – сновидец», – ответил я, потому что мой город все еще стоял у меня перед глазами.

«Ясновидец! – ахнул он, а потом страшно обрадовался. – Скажи же, скажи же нам скорее, где наша корова? Два дня как она пропала, надежды мало, но, может быть, ты знаешь?»

И мой город исчез, а вместо него я увидел корову, она увязла в болоте и горестно мычала, мучаясь от жажды и молока, распиравшего вымя. Я описал этому доброму человеку место, с рассветом он пустился на поиски, а я попытался заснуть, но больше не видел своего города.

С тех пор он не может вернуться. Не может увидеть город, где свет как камень, дерево и звук, а звук – как прекраснейшая музыка. Он видит пропавшие кольца, детей, котят и ягнят, он видит будущий урожай и даже исход великих сражений, но его темные глаза печальны, а углы рта опущены вниз. Ни у кого не пропадал город, который как золото и в то же время стекло, никому не нужно найти такую пропажу.

Мы идем по утренней дороге, босиком по траве на обочине. Какое-то время я молчу, а потом решаюсь сказать.

– Послушай, – говорю я, – послушай. Я – лекарство от твоей болезни. Только ты можешь мне помочь, помоги мне. У меня пропал Бог.