Ожидаемая продолжительность жизни мужчин и самоубийства. Новый вариант окончательного решения проблемы
Когда биолог-эволюционист Рэндолф Нессе увидел результаты исследования причин ранней смерти мальчиков и мужчин в 20 странах, о котором мы уже упоминали, он заключил: «Если бы удалось уравнять статистику смертности женщин и мужчин, это было бы благодеяние даже более значительное, чем лекарство от рака»
{89}. Средняя ожидаемая продолжительность жизни девочек в мире примерно на 1 % больше, чем у мальчиков
{90}.
И эта разница в продолжительности жизни во многом объясняется самоубийствами. Самоубийство – область, где наши отцы и сыновья лидируют не только в США, но и во всем мире с соотношением четыре к одному.
В наши дни самоубийства во всем мире отнимают «больше жизней, чем война, убийства и стихийные бедствия вместе взятые, крадут у людей более 36 миллионов лет здоровой жизни»
{91}. Во многих странах даже темп роста самоубийств повышается у мужчин гораздо быстрее, чем у женщин. Например, темп роста самоубийств мужчин в Индии повышается более чем в девять раз быстрее, чем у женщин (37 % против 4 % с 2000 года)
{92}. Да, понятно, почему будущий отец не хочет, чтобы у него родился сын: он не хочет, чтобы его ребенка ждала жизнь, типичная для мальчика в наши дни. А может быть, не хочет своему ребенку такой же жизни, как у него самого.
6
Почему мы не замечаем кризиса мальчиков при всей очевидности данных?
Когда полицейский стреляет в чернокожего юношу, мы протестуем и возмущаемся. И это правильно. Такие протесты выявляют еще не искорененные стереотипы и заставляют их пересмотреть. Но в словосочетании «чернокожий юноша» есть еще и слово «юноша». Полицейские стреляют в мужчин в 24 раза чаще, чем в женщин
{93}. Юноша погиб и потому, что он чернокожий, и потому, что он юноша.
Так почему же мы не видим слова «юноша» в «чернокожем юноше»? Потому что на протяжении большей части нашей истории гибель наших мальчиков была гарантией сохранения общества в целом. Если наше выживание зависит оттого, насколько наши сыновья готовы умереть, протест против страданий и смерти мальчиков и мужчин противоречит инстинкту самосохранения.
Нам нужно было приучать своих сыновей к мысли, что они расходный материал, чтобы побеждать в войнах. Мы прославляли мальчиков, если они погибали, чтобы мы могли жить. Мы называли их героями.
Поскольку мы знали, что наши сыновья могут погибнуть, то не могли себе позволить психологически привязываться к сыновьям так же сильно, как к дочерям. А чтобы подготовить сыновей к тому, что они будут сражаться и, вероятно, погибнут, мы были вынуждены приучать мальчиков подавлять свои чувства. И чем сильнее мальчик подавляет свои чувства, чем толще броня у него на сердце, тем труднее нам раскрыть свое сердце перед ним.
Эта отстраненность создает так называемый «гендерный разрыв привязанности»: когда умирает мальчик, мы горюем не так сильно, чем когда умирает девочка. И разрыв этот так огромен, что ни одному журналисту не пришло в голову провести расследование, почему, собственно, полицейские стреляют в мужчин в двадцать четыре раза чаще, чем в женщин.
Но если гендерный разрыв привязанности отчасти объясняет, почему мы не замечаем кризиса мальчиков, значит, мы не замечали этого сексизма всю историю человечества, а раньше никакого кризиса мальчиков не было. Почему же сейчас он разразился в масштабах планеты?
Ответ покажет вам, почему кризис вашего сына – не ваша вина, а когда вы поймете, откуда берется кризис, то узнаете, как придать своему сыну сил, чтобы он выстоял, и как подготовить его к тому, чтобы воспользоваться перспективами, которые открывает этот кризис.
Часть II
Почему кризис мальчиков – не ваша вина
7
Кризис мальчиков. Как мы решили одну проблему и породили другую
Когда Уильям, с которым мы познакомились во введении, сделал вывод, что он «плохой отец», поскольку его сын Кевин в тридцать лет вернулся жить к родителям, его заключение стало концом долгого пути самообвинений и попыток не замечать того обстоятельства, что его сын не может начать самостоятельную жизнь.
В свое время Уильям и Анастасия, родители Кевина, лечили его лекарствами от СДВГ и апатии, теперь же они боятся депрессии, а иногда и самоубийства. Когда-то они водили его в гости, поиграть с другими детьми, и при помощи разных развлечений и занятий старались переключить его с одиночества и компьютерных игр на социализацию, но у них ничего не вышло. Когда Кевин потерял интерес к учебе, они нашли репетиторов и перевели Кевина в частную школу, но оценки у него становились все хуже и хуже. Они пытались заинтересовать его спортом, но футбольная секция, бейсбольная перчатка и даже баскетбольная корзина на фасаде дома так и не пригодились.
Когда Кевин захотел вернуться к родителям, Уильям и Анастасия оказались между двух огней: они боялись, что слишком попустительствуют сыну, и при этом опасались, что Кевину будет одиноко в трудные времена.
Если ваш сын похож на Кевина, естественно винить во всем себя. Но поскольку, как мы уже убедились, кризис мальчиков – проблема всех 63 крупнейших развитых стран, не исключено, что вы ни в чем не виноваты! Виноваты проблемы миллионов семей в развитых странах – проблемы, вызванные, как ни странно, колоссальными переменами к лучшему: облегчением доступа к средствам существования.
Доступ к средствам существования экспоненциально рос со времен промышленной революции XVIII–XIX веков, а революции в науке, технике и обмене информацией (цифровая революция) позволили развитым странам все больше заниматься не обеспечением выживания, а индивидуальными свободами. Но от новых свобод возникали новые проблемы. Если вы выведете на сознательный уровень проблемы, созданные новыми свободами, у вас появится выбор решений в соответствии с потребностями и особенностями вашей семьи.