– Вот она – адская машинка! – подумал Мишка. – Сюда, в эти зубы, небось, и засунули бедных Довбеней, а кровь, наверное, стекала вниз. Жуть! Но интересно!
Была не была! Открыл тихо, без скрипа, резные двери со скалящимися львами вместо ручек. Просочился мягко, словно утренний туман на поле. Оробел поначалу, чуть не выбежал обратно. Но совладать с природным любопытством не вышло, и Мишка решился: осторожно подкрался и краешком пальца решил тронуть зубастый рот адской машины. Всяко успею руку-то отдернуть! Тронул.
… И раздался медленный раскатистый гром. Мишка присел и чуть в штаны не наложил от страха, когда из тени у окна вышла белесая фигура привидения-старика. Быстро сообразив, что убежать от нечистой силы не получится, Мишка неистово закрестился: «Чур меня! Чур меня! Изыди, сатана! Отрекаюся!» Больше ничего путного в голову не шло, и Мишка тоненько и протяжно заскулил: «Ма-мо-очка! М-а-а-а-мочка!».
Пан Еленский еле заметно улыбнулся, уж больно напоминал забравшийся в дом проказник нахохлившегося воробьиного птенца.
– Не ори. Все нормально.
– Чур, меня! Пресвятая Богородица!
– Ты чей, пацан? Что нужно?
– Вашкевич я, Мишка, Маруты мы. Я, нечаянно к вам…-заюлил Мишка, задом пятясь к полуоткрытым дверям.
– Ивана, что ли, сын?
– Дык да, – удивился Мишка: откуда колдун знает батьку?
– Прими соболезнования. Хороший был человек. Вернемся к теме. Чем обязан визиту ясновельможного пана, э-э-э… как тебя по имени?
– Мишка, Мишка я.
– Визит ясновельможного пана Михаила? – старик сел в кресло, закинул ногу на ногу, жестом изуродованной культи предлагая Мишке сесть напротив.
«Эх! Где наша ни пропадала!» – подумал пацан и сел на самый краешек мягкого кожаного чиппендейловского дивана.
– Так я, дедушка, не пан. Вашкевичи мы, рыбак мой батя. Был.
– Ну, во-первых, пан Михаил, я не вам не дедушка, зови меня пан Адам. А во-вторых, надо знать историю своего рода. Мы с твоим дедом Климентом… впрочем, это в прошлом. Для него это все обошлось, слава пану Езусу, …в отличие от меня, – пан Адам закурил, сквозь клубы дыма окидывая визитера внимательным ироничным взглядом. – И? Что пану Михаилу нужно?
– Так это… – мучительно пытался придумать Мишка. – Это самое… А! Мамка послала спросить, не нужны ли случайно пану Еленскому яйца?
Серые глаза пана Адама на миг сделались колючими, он поджал губы, а мягкое до этого лицо вдруг вытянулось и приобрело отрешенно высокомерное выражение. По внезапно изменившейся атмосфере Мишка понял, что ляпнул какую-то глупость.
– Не, если пан не кушает яйца, то я пойду. Можно?
Внезапно старик расхохотался.
– Господи, дитя, как же все-таки испортила меня жизнь. Прости. И крупные ли яйца? Почем продаете? Ух-ух… откинулся в кресле пан Еленский, настроение его явно улучшилось.
– Так двадцать копеек корзинка! Как у всех. Будете брать?
– Конечно! Пан должен выручать пана. Берем! – неожиданно подмигнул мальцу калека.
Мишка не поверил собственному везению. Корзина яиц у всех стоила пятнадцать, а тут нарисовался серьезный навар на ровном месте.
– Так я сбегаю? – вскинулся Мишка.
– Погоди, – повелительным жестом остановил пацана пан Адам. Порылся в бархатном жилете и извлек из карманчика на животе блестящую желтую монетку с профилем Николая. – Вот тебе пять рублей. Скажем матери, что буду брать яйца три раза в неделю. Но…
– Что «но»? – Мишка в ужасе отдернул от монеты руку в испуге, что сейчас пан Адам попросит продать бессмертную Мишкину душу.
– Но скажи маме, пусть ясновельможная пани купит сыну нормальную рубаху, штаны и обувь. Негоже шляхте выглядеть мужиком. Это тебе первый урок. Запомни, пан Михаил. Быть человеком надо при любых обстоятельствах. Надо! Даже тогда, когда это невозможно.
Мишка почувствовал, как от взгляда собеседника побежали мурашки за шиворотом драной рубахи. Старик посмотрел пристальней, и пацану показалось на миг, что его сердце кто-то взял в теплые ладони, погладил и отпустил. Все ж колдун! Но не такой злой, как все болтают.
– Не смею более задерживать пана, до встречи.
Пан Адам отвернулся и отсутствующе посмотрел в окно, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена.
* * *
«Тяжко без хозяина, доход от рыбалки кормил семью, а тут – ни рыбы, ни денег, ни поплакать, уткнувшись в крепкое Иваново плечо, – рассуждала про себя Софья, наполняя мешки крупной картошкой. – Мелкую сами съедим, а за крупную какую копейку выручим. В конце зимы – самая цена. Ганне надо платье, у Стася пальцы торчат из разлезшегося ботинка, и чаю бы не мешало, чабрец и ветки малины опостылело заваривать». Вспомнила тут же широкую улыбку Ивана, его смешную присказку: «Я без чаю не скучаю, лишь бы водочка была», улыбнулась внутренне в ответ былому. Выпивоха из мужа был никакой, пару рюмок, и не хотел больше. Говорил, мол, не люблю, когда туман в голове, мне своей дури хватает.
Загрузили мешки на подводу Ерабья. Мужик жил с того, что возил деревенских на своей старой кляче аж до самого Браславского рынка. С кого гривенник, с кого – полтинник, по выходным неплохой заработок получался. Испокон веку в перебродских краях так: кто перевезет через озеро в соседнюю деревню, кто подвезет какой попутный товар. Имели копейку друг с друга, все легче жить. А нет денег, отвезут и за так, что с бедняка возьмешь? Спасибо, и на том ладно.
На рынок снарядили Сергея, как старшего в семье, Мишка, по своему обыкновению заканючил и напросился в попутчики. Три часа неспешной езды, и вот они – длинные ряды, уставленные разноцветьем глиняных горшков и горшочков. А за ними – гирлянды сушеной дривятской плотвы, и тут же – огромными поленьями лежат замороженные судаки и щуки. Кто сено продает, кто корову. Визжат поросята в мешках, сурово смотрят дородные бабы в цветастых платках, чтоб не сперли чего. Трогают незаметно между выпуклых грудей, где под жупанами булавкой приколот заветный платок с вырученными кровными. Дергают мужей, чтоб не засматривались на румяных молодух и не тянули носами по ветру, несущему запах свежих пирожков с капустой и картофелем да сивушный перегар от успевших остограмиться счастливчиков.
Картошку Сергей пристроил быстро: забрали всю сразу. Повезло, управляющий имением графьев Мирских купил не торгуясь, но только, чтоб сами погрузили. Сергей с Мишкой быстро доставили ее на шикарную графскую подводу, запряженную парой огромных бельгийских битюгов.
Сразу появилось много времени. Счастливый от удачной сделки Сергей купил на радостях гостинцев. Мишке – леденец в виде барашка, Ганне – пряник, щедро облитый сахарным сиропом, мамке – пучок ниток, скрученных из серой кроличьей шерсти: платок свяжет, то-то будет радости. Приглядывал себе и Стасу по доброму ножу, но тут Мишка потянул брата в сторону:
– Гля! Чо там?