Дети грядущей ночи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сухамера cтр.№ 9

– Покажь руки! – потребовал Мелкий, отнимая комок снега от подбитого глаза.

Сергей, не понимая в чем дело, протянул вперед ладони.

– Пальцы длинные. Что надо! – цыганенок широко улыбнулся, показав верхний ряд ровных белоснежных зубов с двумя золотыми фиксами, вставленными явно для блатного форсу.

– Добро. Мы тут до весны на гастролях. Азам научим. Дальше сам соображай. В картах главное выдумка и наглость, все остальное – фарт. Усек? Как там тебя, кличут?

– Марута. Когда учиться будем?

– Братва, наш новый кореш Марута резкий, как понос! – заржал Мелкий.

– Ладно. Рома, дай колоду. Покажу деревне для начала, как скидывать масть.

Старшой взял услужливо протянутую цыганенком колоду, и она вдруг ожила, то перелетая, то веером рассыпаясь щелкающим в воздухе мелькающим столбиком. Сергей смотрел на представление как завороженный. «Хорошее дело. В жизни не помешает».

– Э-э! Помедленней, дядя! Ты как это делаешь?

– А ты усекай. Что своими мозгами дотумкаешь, то надежней в голове приживется!

* * *

Господь создавал браславский край с любовью и тщанием. Зеркало небес сотворил, не иначе. Куда ни кинь взгляд – всюду водная гладь да леса, огромные, что не охватить взором, озера, и озерки, и речушки. Все это великолепие – между пологих холмов, превращенных трудолюбивым народом в поля и делянки. И зверья полно, и птицы. А от ягод и грибов, бывают года, проходу нету: растут везде, чуть ли не в огороде.

Благословенная земля. И чего, кажется, не жить на ней в мире и достатке? Всем всего хватает, лови, паши, собирай, да заготавливай, как говорится, от пуза.

Но нет. По виду только – рай. Выжить среди всего этого счастья ой как не просто.

Ошибок тут не прощают. При всей гостеприимности и кажущейся простоте, граничащей с наивностью, народ на Браславах сложный, если не сказать суровый. Шутка ли дело, тысячелетиями бились за эти райские кущи охочие истребить местных и поселиться тут, во все века хватало. Буйных и дерзких вырезали первыми, вот и выжили те, кто по виду невзрачен, по словам не скор, кто добро и обиду запоминает крепко и навсегда.

Народ здесь умеет ждать, чтоб помочь в трудную годину и отдать последнее выручившему. Но и зло против обидчика выращивает в себе долго и бережно. Подвернись удобная минутка, когда все сошлось для фарта, не промедлит: воткнет острый рыбацкий нож в горло на лесной тропе или искру высечет так, чтоб ветер донес огонь прямо на подворье обидчика.

Так тут сложилось испокон веков: своим не особо доверяют, а уж чужакам и подавно. Другое дело семья, нет в ней тайн друг от друга, жизнь готовы положить за родича, без сомнений и долгих раздумий. Потому и выжили, что в ней сила. В родине. РодИна, старики до сих пор так говорят, подразумевая семью. Слово это гораздо древнее, чем думается. Потому за свою родину, за семью, своей жизнью в этом Богом данном раю дорожить не принято.

… Пан Еленский сильно сдал в последние полтора года. Сам не думал, что доживет до этой зимы. Твердая и уверенная походка неожиданно для самого старика вдруг разболталась, как говорил сам, в ногах не было прежней уверенности. Когда к потерям равновесия прибавилось дрожание правой культи и легкое подергивание головы, пан Адам стал собираться в Буевщину, на погост, туда, где находился семейный склеп Еленских.

Наверное, поэтому, чувствуя приближение неминуемой развязки, двенадцатилетие Мишки решил отпраздновать небольшим банкетом, что было странно для отшельника.

Если бы не яростные и велеречивые уговоры Мишки, превратившегося из сопливого оборвыша в настоящего панича, то не бывать бы этому сборищу. Но Мишка чуть на колени не падал. И суровый Стась, который сдался последним, изрек солидно:

– Ладно, твоя взяла, не реви, именинник, зальешь свою шелковую рубаху, ценная вещь, жалко.

– И то правда! – широко улыбнулся легкий характером Сергей. – Хоть пожрем! А там, глядишь, раскинем партеечку в вист, – подмигнул шальным глазом, – от пары проигранных рублишек у пана Адама не убудет.

Софья тут же вскинулась:

– Чтоб не смел мне! А то слухи всякие ходят. Не к лицу Вашкевичам шулерами быть! Думаешь, не знаю про твои ночные посиделки в дисненском постоялом дворе? Откуда мешок сахара? И сапожки Ганне? А? Не скажешь? А люди все видят!

– Оп-па! Собаки лают, ветер носит! Донеслось уже… То не мошенничество было, а фарт! Против фарта не попрешь! А сахар, и все такое – подарки, от всего сыновьего сердца. Ма, ну прет мне в карты, что теперь делать?

– Не играть. Не будет и переть, – хмуро заметил Стась, с упоением драивший еще отцовские выходные сапоги, пришедшиеся ему так вовремя впору.

– Правильно заметил. Коли не играть, то счастье игроцкое к другому уйдет. А нам такое не по вкусу!

– Посидели бы дома, семьей. Как люди. Я пирог испекла.

– Нет! Это я испекла! Ты только подсказывала! – надула пухлые губенки Ганна.

Мишка выглянул в окно, вскинулся.

– Хватит обсуждать уже решенное! Вон сани от пана Адама приехали. Грузим пирог и – вперед! На баррикады!

– Куда? – цыкнул сквозь зубы Сергей, нащупывая в кармане привычную карточную колоду. Но тут же осекся под цепким особым взглядом Стася: есть серьезное дело, говорить о котором надо только наедине.

– Пора. Самое время, – тихо и как-то безжизненно произнес Стась, долго и пристально всматриваясь в глаза Сергея, как бы давая понять «ну, ты знаешь, о чем я».

– Понял. Ну, время, так время, – вмиг посерьезнел балагур. Решительно выдохнул, словно бросаясь в холодную прорубь, чуть ли не прохрипел, демонстрируя на этот раз показную радость, приобнял Мишку.

– Ну что, братишка. Вот ты и взрослый. Будет тебе подарочек от нас. Братский. Пора. Поехали!

Мишка, находившийся в легкой эйфории от предстоящего события, не обратил внимания на странные интонации, хлопнул старшего брата по плечу:

– А то!

Софья, молча наблюдавшая странный спектакль, сглотнула неожиданно подкативший к горлу комок: материнское сердце вмиг почуяло недоброе. Вспомнила про пирог, про томившиеся в кастрюле бульбешники с грибами, засуетилась, заворачивая горячую снедь в толстый пуховый платок. Гнала от себя плохие мысли. Подумаешь о плохом, и вот оно, на пороге. Взрослые, разберутся. Свои головы на плечах повырастали.

… Огромный дубовый стол на львиных лапах, казалось, сиял от надраенного по случаю серебра и изобилия разнообразных угощений.

Посредине на длинном кузнецовском блюде застыл фаршированный судак, обложенный дольками лимона, словно золотой чешуей. Рядом примостились блюдечки с соленой щучьей икрой, заливным из лосиной губы. И это лишь только то, что сразу бросалось в глаза.

Пирожки с зайчатиной и капустой, половинки яиц с рублеными белыми грибами с жареным луком, щедрые ломти севреного окорока, печеная курица, копченый угорь, слабосоленый снеток, истекающий мелкими капельками жира, паштет из печени дикого гуся, огурцы с листьях хрена. Все было оформлено по высшему дворянскому разряду, так, как испокон веков привыкли угощать на пирах хлебосольные литвины, к коим имел честь причислять себя пан Еленский.