Через двадцать три страницы, кажется, меня отвлекла девочка с золотистыми косами. Это была Милена, главная забияка второго «В» класса. Она забежала в хранилище и стала кидаться разноцветными браслетами из тонких резинок.
Я успел остановить её, когда она уронила небрежно с десяток старых книг, требующих особой осторожности.
Вошла Ольга Николаевна. Она выгнала девочку и попросила перенести часть старых учебников в кладовку возле кабинета английского языка на третьем этаже. Я скоро навёл порядок (собрал и вложил на место выпавшие жёлтые страницы) и, раскрыв дверь, потянулся к свету, льющемуся из растворённого окна, откуда веяло чистым мягким воздухом.
В библиотеке меня поджидал Снежкин.
Я подхватил стопку учебников, и мы вместе шагнули в пустынный коридор, весь грязно-зелёный от чахлых монстер, драцен и алоэ в ящиках, набитых песком и камнями.
– Уже освоился?
– Нет, но я люблю книги. У вас небольшая библиотека. И очень уютная, – оценил Марк. – Я слышал крики. Это ты кричал? Ты очень громко кричишь.
– Пришлось. Дети ни черта не понимают. Им бы поноситься как угорелым, а их держат за партами.
Он рассмеялся коротко и звонко. Я в недоумении изогнул бровь.
– Возможно, ей не с кем веселиться. Я тоже бешусь, когда никто не хочет со мной играть.
– А во что ты играешь?
– Во всякое. Обожаю прятаться.
– Хорошо, в прятки. Старая детская игра. Одна из любимых, – сказал я с теплотой в груди и громко расчихался из-за пыли. – А что ты читаешь?
– А если я ничего не читаю?
– Так не бывает. Раз говоришь, что любишь книги.
– Я люблю их рассматривать, листать хрупкие страницы и чувствовать, как бы издалека, – сказал непонятно Марк.
Он привёл меня в замешательство. Я срочно попросил объяснить, что он имел в виду.
– Ну, слушай, когда я хочу прочесть какой-нибудь рассказ, но у меня его нет в печатном издании, то часто представляю книгу и тот момент, как она попадёт наконец мне в руки. А когда она есть, я не хочу больше читать рассказ. Я откладываю книгу в сторону и любуюсь часами ею с полки. Наверное, глупо тратиться впустую. Но я не считаю это глупым. Мне нравится пополнять домашнюю библиотеку, но не для чтения как такового, а ради вида и чувства того, что я имею рядом с собой нечто приятное и великое. Как человек, который ухаживает за садом, но не рвёт цветы.
Марк выронил на лестнице потёртый учебник по молекулярной биологии. Я подобрал его и положил в свою стопку. Поначалу меня восхитил подробный образ чужой мысли.
– А с музыкой у тебя похожая ситуация?
– С музыкой иначе.
– А с чем ещё по-другому?
– Ни с чем. Я не сравниваю музыку, потому что она особенная для меня.
Мы оставили учебники в неубранном углу, где разбегались нити кружева паутины. Потом спустились вниз и отдохнули возле пианино с глиняным горшком лиловых фиалок. Ольга Николаевна закончила проверять тетради и вышла из библиотеки. Я разлёгся на диванчике и продолжил чтение «Вина из одуванчиков».
Марк со скуки предложил послушать музыку. Я, конечно же, согласился, только теперь без страха и волнения за собственную жизнь. Тени не появлялись целые сутки.
– Она одна из лучших. Надеюсь, тебе понравится. Тебе не может не понравится!
Марк играл на пианино с лучащимися глазами. Отложив книгу, я глядел в потолок, думая о маме.
Она продала по низкой цене любимую коллекцию книг с толкованиями предсказаний и оставила лишь две колоды древних карт. Я представлял, как ей было грустно расставаться с дорогими душе предметами. В следующий четверг мы должны были отнести в ломбард витую золотую цепочку, подаренную папой на годовщину медной свадьбы.
Голос Марка внезапно зазвенел в тишине. Покой мне только снился.
– Ну, как?
– Да, нравится.
– Всего-то?
– Кажется, я немного отвлёкся, – признался я виновато.
– На что? Хорошо, неважно. Я не в обиде. Зато размялся, – проговорил он огорчённо.
Я всё равно поблагодарил его за игру. Мы попрощались, когда вернулась Ольга Николаевна. Всё же, я сильно обидел Снежкина.
По прошествии шести игр на пианино Марк почти привык к моему обществу. Я был достаточно пытлив и любил задавать вопросы. Мы ежедневно посещали библиотеку, находили там изрядно обшарпанные книги и, утопая в густом ковре, читали с выражением по абзацу под бледной лампой. Марк читал невдумчиво на животе и, передавая томик мне, поворачивался на широкую спину и размётывал нелепо руки. Набросанные угольным карандашом и пастелью рисунки, которые я приносил, доставляли ему несказанное удовольствие. Он прищуривался, вертел листы и озадаченно рассматривал их, как видный живописец, обладающий солидным опытом.
Радость творчества тесно сблизила нас.
Глава третья
ВДОХНОВЛЁННЫЕ КЛАВИШАМИ
Впервые я навестил Снежкина на осенних каникулах. Я познакомил его с мамой, как закончилась первая четверть, и она, к удивлению, оказав радушный приём гостю, вскоре пустила меня к нему на целый день.
Дом, в котором жил Марк, вырастал одиноко на отшибе коттеджного посёлка. С одной стороны проходил извилистый путь к добротным бревенчатым домам, а с другой темнел бескрайний лес с его разнообразными обитателями. Он был особенно сумрачен и глух в ноябре, когда с деревьев осыпались сочные краски, и торчащие травы поникли под серым безликим небом.
Мне представился случай пообщаться с родителями Снежкина.
Отец его был человеком необычайно серьёзным и любезным. Сергей показал собрание рукописных сочинений на древнегреческом языке и коллекцию быстроходных кораблей, выставленных на всеобщее обозрение по закупоренным бутылкам. Он сыпал беспрерывно устаревшими терминами, а я кивал энергично, любуясь полотняными треугольными парусами.
(Что же это за корабли без пиратов и награбленного золота?)
Несколько раз я упомянул Чёрное море, на котором отдыхал в детстве.
Я купался подолгу с мамой, в то время как папа жарил мясо на берегу. Насыщенный запах костра, чеснока и красного перца доносился до прозрачной воды. Папа готовил изумительно, как шеф-повар.
Сергей любопытствовал и намеренно смущал меня странными вопросами. Я спросил, почему он настойчиво интересуется моим прошлым. Он ответил, что бывает чересчур назойливым и бестактным, но только потому, что беспокоится за сына. Я понимал его отцовские чувства и, конечно же, принимал их.
Мы обедали ровно в двенадцать. Марк отчего-то избегал разговоров и казался скрытнее, чем обычно. Когда его мать сварила кофе с сахаром, он вышел из-за стола и уединился в своей комнате.
– Что с ним?