Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 111

Есть места, сложно конвертируемые в чужой культурный опыт. Интровертные, они автоматически излучают «трудности перевода». Правда, касается это чаще всего «промышленных центров» – индустриальных бройлеров, лишенных рефлексии и привычки взгляда со стороны. Индустрия заменяет им историю, а заводские выбросы – логику культурного слоя.

Странность Феррары в том, что она, кутаясь в малярийные туманы, точно в меха, словно бы бежит подробностей, спрямляя исторические лабиринты до прямолинейной логики камня…

Некоторые комнаты служат лапидарием для надгробных памятников с кладбища в Чертозе, архитектурных элементов разрушенных ренессансных зданий, мраморных изделий вроде кафедры XVI века из трапезной чертозского монастыря.

Ну или же, например, есть в одной из комнат деталь центральной колонны с площади Ариосто, позже снесенной, – голова Наполеона и рука, держащая глобус (1810). Осколки, обломки, обмылки. Куски, полустертые фрагменты, части, эпизоды. Целое крыло Каза Ромеи устроено согласно подчеркнуто «научному подходу», заставляющему расставлять каменные артефакты по ранжиру, хотя правильнее было бы (в духе «если бы директором был я…») не пестовать мнимое наукообразие, но создавать меланхолические инсталляции. И пусть они напоминают о романтических поэмах, повергающих даже самых рационально настроенных посетителей в состояние последних пылко влюбленных, уязвленных остротой собственных чувств. Сила их была позабыта с юных времен, но внезапно открылась под влиянием правильного музейного фэншуя, использующего «атмосферную» подцветку.

Иногда здесь выставляют актуальное искусство, живопись или фотографии большого формата, хотя даже инсталляции, кажется, не могут заполнить голодную кубатуру комнат, охочую до внимания теплокровных.

Ухоженная ветошь, напомнившая мне, о чем не сразу догадываешься, дома Помпей или Геркуланума, извлеченные из-под слоя смертоносного пепла. Они так же опустошены и доведены до крайности: есть общий рисунок стен, дверных и оконных проемов, аркад внутреннего дворика, мозаик полов и некоторых конструкций, вроде избыточно широких лестниц, каминов, крюков или пушечных ядер, создающих контрапункт белым и серым мраморным плитам с раскрошенными или обломанными краями. Возможно, древнеримские ассоциации возбуждаются из-за особенностей стенных рисунков в Зале сивилл: женщины в ниспадающих одеждах, богатых складками, но с отсутствующими (стершимися) лицами, словно бы обмениваются свитками, вьющимися на ветру. Сивиллы инсталлированы внутрь горного ландшафта, накрывающего их, подобно волнам со старинных японских рисунков, с головой. Но первоначально кажется, что это, может быть, даже не волны, но магма, разевающая смертоносный зев, чтобы затем обрушиться со всей силы на беззащитных прорицательниц. Конечно, это горная гряда, однако вулканические (и даже японские) ассоциации бессознательно действуют на восприятие, подталкивая его в сторону археологии.

Кое-где встречаются фризы, карнизы, а вот примет чужой жизни, насыщенной и кипучей, более нет: выкипело давным-давно и даже следов не оставило.

Наиболее запоминающийся образ Феррары, оказывается, живший во мне все это время, еще до поездки в город, а в нем узнанный и выпущенный на волю, возникает в последнем фильме Антониони, «За облаками», состоящем из трех новелл.

Действие самой первой происходит в разных концах города – на окраине, затем в центре и напротив Палаццо деи Диаманти, в другом каком-то дворце, где занимает комнату красивая, но одинокая учительница Кармен, которую кудрявый Сильвано (кажется, он ветеринар) желает долгие-долгие годы.

Так начинается «Хроника одной несостоявшейся любви» из книги Антониони «Тот кегельбан над Тибром», весьма популярной у советских интеллектуалов, в том числе и из-за описания путешествия режиссера в Самарканд. Там он излагает идею, положенную в основу будущего сценария о «тихом безумии этого города», где ничего не происходит. Разве что мимолетные встречи возле арочного пролета (городок-то совсем небольшой).

«Тот кегельбан над Тибром», выпущенный в 1983-м, состоял из коротких заготовок для фильмов, которые никогда не будут сняты (ни один художник в здравом уме и в твердой памяти не станет раскрывать все еще актуальных планов): преобразуя дебютную идею в кино, Антониони слегка меняет сюжет, но суть фабулы остается прежней. Редкие встречи мужчины и женщины на нейтральной территории ни к чему не приводят. Каждый раз им не хватает решимости. И, разумеется, эта глава книги начинается с описания тумана, заменяющего людям кровь и подменяющего чувства. Из-за него Феррара даже днем кажется краем света.

Синефилы знают, что «За облаками» (1995) снимал не Антониони, после инсульта не способный ходить и разговаривать, но хлопотливый Вим Вендерс, коммуникацию с которым взяла на себя русская жена Антониони. Он связал три антониониевских скетча в альманах, объединенный фигурой рассказчика, чью роль исполнил Джон Малкович – и провалил свою задачу избыточной многозначительностью. Из-за чего «За облаками» все время норовит сползти в пародию на великое кино. Этому не мешает даже загробная практически интонация, с какой Антониони прощается не только с профессией, но и с жизнью. Разумеется, это фильм-эпитафия, автоэпитафия и реквием для человека, прожившего после этого малоудачного эксперимента еще 12 лет.

………………………...............

Первоначально «За облаками» я смотрел на видеокассете с экрана телевизора, затем – с монитора компьютера, теперь – с планшета. Цифра растекается и плывет, создавая дополнительный туман изображению, – но это входит в правила игры, которую не я выбрал. Просто у нас была великая эпоха, а затем она закончилась. Угораздило ж меня родиться после всего, притом что это далеко не конец.