Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах | Дмитрий Бавильский | страница 113 | LoveRead.ec

И тогда башня Фарнезе, помогающая понять механизм фантазии Стендаля, где правда (сюжет «Пармской обители» взят из исторических хроник) смешана с градостроительными грезами восприятия Пармы, точно передающими ее дух, станет еще более реальной.

Как мы уже говорили, в первый день заключения Фабрицио сначала отвели во дворец коменданта – небольшое красивое здание, построенное в прошлом веке по рисункам Ванвителли на площадке гигантской круглой башни высотою в сто восемьдесят футов. Из окон этого маленького дворца, торчавшего на огромной башне, словно горб на спине верблюда, Фабрицио увидел поля и далекие Альпы; он следил взглядом, как бурлит у подножия крепости быстрая река Парма, которая в четырех лье от города поворачивает вправо и впадает в По. Она светлыми полосами мелькала меж зеленеющих полей, а вдали, за левым ее берегом, он ясно различал каждую вершины альпийской гряды, замыкающей Италию с севера… (315)

Широкую картину, открывающуюся из окон красивого комендантского дворца, в южном углу заслоняла башня Фарнезе, где спешно приготовляли камеру для Фабрицио. Эта вторая башня, как читатель, вероятно, помнит, тоже находившаяся на площадке главной башни, была построена в честь наследного принца, который, в отличие от Ипполита, сына Тезея, не отверг чувства своей юной мачехи. Принцесса скоропостижно скончалась, а принц получил свободу через семнадцать лет, когда взошел на престол после смерти отца.

Башня Фарнезе, куда через три четверти часа препроводили Фабрицио, подымается весьма уродливым наростом футов на пятьдесят над площадкой главной башни и снабжена множеством громоотводов. Принц, недовольный своей супругой, соорудив эту темницу, заметную отовсюду, возымел странное желание убедить своих подданных, что она существовала с давних пор, и поэтому дал ей название башня Фарнезе. О постройке запрещалось говорить, хотя со всех сторон Пармы и окрестных равнин было видно, как каменщики кладут глыбу за глыбой, воздвигая это пятиугольное сооружение. В доказательство его древности над входной дверью, шириной всего в два фута и высотою в четыре фута, водрузили великолепный барельеф, где было изображено, как знаменитый полководец Алессандро Фарнезе заставил Генриха V отступить от стен Парижа. Нижняя часть башни Фарнезе, так выигрышно расположенной, представляет собой помещение длиною по меньшей мере в сорок шагов и соответствующей ширины; все оно загромождено колоннами, весьма, однако, приземистыми, ибо высота этой обширной залы не более пятнадцати футов. Она отведена под кордегардию, а на середине ее, вокруг одной из колонн, вьется легкая, ажурная винтовая лестница из кованого железа, шириной всего два фута.

По этой лестнице, дрожавшей под тяжелыми шагами конвоиров, Фабрицио поднялся на второй этаж, состоявший из великолепных покоев, высота которых превышала двадцать футов. Когда-то они были с большой пышностью убраны для молодого принца: он провел там семнадцать лет – самую цветущую пору своей жизни. В дальнем конце этого этажа новому узнику показали роскошно отделанную часовню: стены ее и сводчатый потолок были облицованы черным мрамором, вдоль стен, отступая от них, шел стройный ряд черных колонн благороднейших пропорций, а сами стены украшены были множеством исполинских черепов, мастерски изваянных из белого мрамора и покоящихся каждый на двух скрещенных костях… (316–317)

В сюрреальной подробности этого фантазийного описания, которое сложно прервать, столь напористо оно течет, постоянно меняя грани грезы, мне видится сюрреальный стиль «Побережья Сирта» Жюльена Грака. Особенно доставляют удовольствие многочисленные, но бесполезные цифры.

Безбашенный пейзаж

Парма, стоит только выбраться из жесткого средневекового лабиринта ее центра и выйти на набережную, тем более если перейти мост возле Герцогского парка с дворцом Марии-Луизы, жены Наполеона, как раз и состоит из пустот и зияний, подразумевающих отсутствие таких вот башен и «центровых объектов».

Даже самый главный дворец-замок Пилотта, некогда бывший средоточием жизни пармского двора в разрушенной теперь части, и в теперешнем своем состоянии выглядит обжитой руиной, которой не хватает ни фасадов, ни тылов, ни устоявшихся внутренних помещений. Так и все здесь, в этом старинном городе, хотя и выныривает из заброшенности и запущенности, но до жилого состояния уже не дотягивает, обозначая внутренние желобки улиц, ссохшихся до состояния кошачьего скелета, их границы и переходы вовне.

Вот отчего эффектен проход к набережной (мне повезло увидеть росчерк реки высохшим до самого русла, полностью обнажившим свои десны) и парку – плавный съезд, скатыванье в отныне будто бы естественный ландшафт¹⁵⁵, которому единственное, что хочется, так это растаять на пустом берегу в тумане…

Стендаль описывает Парму в «Пармской обители» примерно так же, как Болонью в травелоге «Рим, Неаполь и Флоренция»: не через улицы ее с многочисленными, порой неявными достопримечательностями, но через течение салонных разговоров, споры и диспуты, через встречи с местными интеллектуалами, кардиналами и светскими дамами.

Из-за этого искать в его путевом дневнике что-то дожившее до наших времен крайне сложно: даже культпоход в пинакотеку и Сан-Петронио на главной площади Болоньи писатель описывает изнутри своего восприятия – как сиюминутную ситуацию и театр для одного зрителя.

Схожим образом запруженным людьми общественным пространством, состоящим из многочисленных кружков, Болонья предстает и в письмах Фонвизина. «Сей город, – пишет русский драматург и царедворец про Болонью конца лета 1784 года, – можно вообще назвать хорошим, но люди мерзки…»¹⁵⁶

………………………...............

В «Пармской обители», книге беллетристической и демонстративно фантазийной, реальной Болоньи у Стендаля гораздо больше. Хотя бы в сценах, где Фабрицио ходит молиться в Сан-Петронио и настолько углубляется в религиозный порыв, что грубит преданному слуге, а уже выйдя на парапет центральной городской площади, вновь бежит внутрь Сан-Петронио и снова молится истово и самозабвенно.

В сторону Пруста

Болонью, которой в главном его травелоге уделена масса места, Стендаль знал явно лучше Пармы.

Возможно, именно поэтому для основного действующего места своего знаменитого романа он взял город, сквозь который часто проезжал, но над которым не сильно задумывался: пустое означающее меньше привлекает к себе внимания, ничем не сдерживая разлет фантазии.

Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 113

Онлайн книга - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах | Автор книги - Дмитрий Бавильский