— Очаровательная, божественная Мароция, не время сейчас для бесед и церемоний. Мои действия не будут иметь ровным счетом никакой цены и никакой пользы, если к рассвету мы не достигнем границ Тосканы. Только там мы сможем, наконец, вздохнуть спокойно.
— Вы мой спаситель, мессер Гвидо. Если бы вы только знали, как я благодарна вам!
— Я буду считать себя самым счастливым человеком в подлунном мире, если вы пообещаете и впредь именовать меня именно так. Своим спасителем.
— Клянусь, мой спаситель! Да будет вам порукой в этом слово мое до скончания моих дней!
— Благодарю, безмерно благодарю вас, мой ангел! Святый Боже, мне нечего больше желать. Ну а теперь, сиятельная герцогиня, пришпорим коней. Нам предстоит бессонная ночь!
Эпизод 18. 1668-й год с даты основания Рима, 1-й год правления базилевса Константина Багрянородного (апрель 914 года от Рождества Христова)
Массивные дубовые двери с грубо вырезанными на них коронованными тосканскими львами почти полностью заглушили звонкий голос стоявшего по другую сторону дверей мажордома, объявлявшего своим господам о приезде благородной гостьи. Ответа Мароция и вовсе не услышала, но скрип тягуче открывавшихся дверей без всяких слов давал понять, что хозяева замка милостиво ждут ее. За дверьми открылась длиннющая зала, размеры которой, в том числе высота теряющихся в темноте потолков, поражали воображение. Факелы, густо натыканные вдоль стен, как и в любом тогдашнем замке, малоуспешно противодействовали сумраку наступающего вечера. Мароция глядела прямо вперед и только по шелесту платьев, раздававшегося по обе стороны от нее, догадывалась, что многочисленные слуги тосканского дома склоняются сейчас перед ней и ее спутником в почтительном поклоне.
Мароция медленно шла к длинному обеденному столу, установленному посередине залы. На противоположном, относительно нее, конце стола сидели граф и графиня Тосканские. Этикет того времени требовал от них поспешить навстречу своей высокой гостье, однако ни тот, ни другой не выказывали ровным счетом никакого стремления покинуть свое место. Мароция продолжала идти к ним, вокруг установилась полнейшая тишина, прерываемая только треском факелов и звуком ее собственных шагов по каменным плитам залы. Чуть сзади от нее шествовал Гвидо, сын графа Тосканы, и Мароция, слегка придержав шаг, краем глаза увидела, как он нервно кусает свои губы, очевидно, раздражаясь нарочито холодным приемом, устроенным им его родителями.
«Любезная графиня Берта торопится утвердиться в роли моей госпожи и покровительницы. Однако, именно вам понадобилась я, а не наоборот. Вы помогли мне, спасибо, но сейчас именно вы меня будете просить о чем-то, а не я вас».
Наконец Берта поднялась из-за стола, следом за ней резво вскочил Адальберт, очевидно, доселе тяготившийся проявляемой неучтивостью. Хозяева двинулись навстречу Мароции и взгляды Берты и Мароции скрестились.
Хозяйка деланно улыбалась дочери своей ненавистной соперницы. Теодору, Теодору, она прежде всего видела в ней, и потому ее сыну и мужу стоило немалых усилий убедить ее в том, что освобождение Мароции принесет много пользы интересам Тосканы. Она сдалась под напором неопровержимых аргументов, под натиском дурных для нее событий, случившихся за последнее время, но не устояла-таки перед соблазном чисто по-женски, в мелочи, да еще и опосредованно, отомстить этой греческой выскочке, пусть даже и не ей самой, а ее копии. Несмотря на сложившееся равенство с Мароцией в светской иерархии, дочь Вальдрады ни на секунду не могла допустить мысль о том, что дочь Теодоры отныне является ей ровней.
Женщины подошли друг к другу на расстоянии полутора метров и Мароция, как гостья, склонилась в поклоне, ожидая приветственной речи хозяев. Однако, бежали секунды, а Берта не торопилась заговорить. Она мастерски держала паузу, заставляя свою соперницу до последней капли проглотить горький напиток ее гостеприимства.
— Приветствуем вас, благородная герцогиня Сполетская, маркиза Камерино, в пределах нашего замка. Примите стены нашего дома, как наше обязательство во всем защищать жизнь и честь вашу! Рады видеть вас в добром здравии и богобоязненном состоянии души! — мелодичный голос Берты звучал горным ручьем, живописным издали, но холодным и опасным для тех, кто бездумно погружался в него.
Мароция выпрямилась, и Берта, все также медово улыбаясь, протянула ей обе руки ладонями вверх. Они вновь встретились взглядами.
Если бы Мароция вложила бы свои руки в ее ладони, она бы невольно повторила бы акт церемонии принесения клятвы верности — именно так, ладонями вверх, протягивает свои руки великодушный сюзерен своему покорному вассалу. Разумеется, эта встреча не могла считаться подобием гоминиума, тем не менее, даже в таких мелочах строптивая гостья не пожелала уступать. Озарившись внешне любезной, но двусмысленной улыбкой, она подхватила руки Берты своими руками снизу и крепко сжала их.
— Я благодарю христианнейший дом Тосканы за оказанную мне неоценимую услугу, благодаря которой я сейчас имею счастье видеть вас!
Берта с заметным усилием вырвала свои руки из цепких пальчиков Мароции.
— Признаться, мы были немало удивлены слухами о вашем стесненном положении в Сполето, но еще более удивлены тем, что на протяжении столь длительного времени ваша судьба не интересовала даже ваших родителей.
— Альберих — суровый хозяин своим подданным, но нет оснований упрекать его в несправедливости. Мои родители, по всей видимости, руководствовались именно этим.
— В таком случае, разумными ли были наши усилия по организации вашего приезда сюда?
— В ваших действиях вы всегда руководствуетесь интересами Веры Христовой и заботами о вверенном вам народе. Убеждена в правоте вашего мнения, что мое присутствие здесь принесет пользу Тоскане.
— Я этого не говорила, герцогиня.
— Но вы так думаете, маркиза.
Возникла пауза. Гвидо молил Небеса о ниспослании всем терпения и такта.
— Вы остригли ваши чудесные волосы, Мароция? — вновь заговорила Берта, и спустя мгновение добавила, — Жаль, волосы есть настоящее богатство и украшение благородной дамы. Впрочем, вам так даже лучше!
— И мне тоже нравится, — неожиданно для всех брякнул Адальберт, и в тот же миг, спеша скрасить слова своей супруги, подскочил к Мароции, — дитя мое, мы несказанно рады вас видеть и нижайше просим вас разделить с нами хлеб наш насущный, который сегодня нам даровал Господь.
Спасение прибыло вовремя. Гвидо облегченно вздохнул. Адальберт повел Мароцию к столу, а Берта осталась одна на поле недавнего боя, в котором она так и не сумела одержать победу.
Ужин прошел мирно. Плана для второго сражения у Берты не было, а Мароция и вовсе не готова была воевать. Вместо этого она с любопытством оглядывала хозяев и пыталась сориентироваться в новой для себя обстановке.
— В курсе ли вы последних событий, Мароция? — спросила Берта, когда слуги, подав хозяевам сладкое вино и фрукты, полностью покинули залу.